Всегда, всегда? (сборник). Дина Рубина

ты, – еще раз удивилась Нюра, – так прямо и шпарит?

      – Лина преподает язык в институте.

      – Вот те и девочка, – подытожила Нюра… – Ладно, хорошо у вас, однако идти пора… Позвоню только кое-кому… Можно, Галинниколавна?

      – Ну конечно, Нюра, – рассеянно кивнула та, продолжая думать о своем. Представляла, как Лина едет сейчас в метро – в черном пальто, черной шляпке, шарф черно-красный вокруг шеи обмотан, вокруг шеи… А может, вспоминала лицо своего молодого Володи, с рассыпанными на лбу темными волосами, с ухмылкой веселой и этим: «Почему филь-де-перс? Почему не филь-де-грек?»

      Нюра порылась в своей хозяйственной сумке, достала красную записную книжку, всю исписанную – ой-ой – какими-то адресами, и уже на пороге спальни обернулась вдруг и спросила:

      – Галинниколавна, а портретик-то кто с ее делал? С Лины-то?

      – Брат. Он художник.

      – А-а… – протянула Нюра. – Ну, тогда понятно… От брата не скроешься. Брат родной – он все видит. Ему улыбайся не улыбайся.

      – Да, – сказала Галина Николаевна. – Очень талантливый художник, но тоже, знаете, Нюра, свои капризы, свой характер. Эти таланты обычно такие тяжелые люди.

      – Эт мы знаем! – заверила ее Нюра, навидавшаяся на своем веку «талантов».

      – Вот Лина и тянет двоих своих мужиков – брата и Андрюшку. Да еще диссертация на шее, никак закончить не может… – И спохватилась: – Ну, звоните, Нюра, звоните!

      Через минуту Нюра уже кричала в трубку своим смешным тонюсеньким голоском:

      – Софьмарковна, вы обои-то возьмете? На Войковской… Краси-ивыя обои-то… Красные, с золотым… Ой, краси-ивыя!

* * *

      Вечером, сидя у телевизора, Галина Николаевна услышала, как отпирают входную дверь. Она устремилась в прихожую. Там стояла Лина – опаленная морозцем, припорошенная снегом, как-то странно, безудержно, болезненно веселая.

      – Лина?.. – растерянно пробормотала Галина Николаевна и умолкла.

      – Он на тренировке, – громко, внятно, как глухонемой, объяснила ей Лина, не раздеваясь. Словно она пришла сюда только затем, чтобы объявить это.

      – На какой тренировке? – тихо спросила Галина Николаевна.

      – Ка-ра-те! Это сейчас очень модно. – Она засмеялась. – Вот записка: «Я на тренировке. Заночую у Афанасия. Завтра звякну, не скучай, целую». – Ее тонкая рука судорожным движением сильных длинных пальцев смяла записку и сунула в карман пальто.

      – У кого? – зачем-то спросила Галина Николаевна, хотя ей было абсолютно все равно, где он будет ночевать.

      – У Афанасия, – охотно, живо объяснила Лина. – Тренировка кончается поздно, в одиннадцать, а от Афанасия ближе утром на работу. Точка.

      Она заплакала, опустилась на банкетку в прихожей и стала медленно разматывать шарф.

      Галина Николаевна бросилась на кухню, схватила чашку, накапала в нее валерьянку.

      – Линочка, детка, выпейте… – Рука, держащая чашку, дрожала.

      Лина опрокинула жидкость в рот движением, каким Нюра опрокидывала содержимое фужера, и, вынув из кармана десятку, сказала:

      – С