Отчаянный корпус. Игорь Лощилов

помнится, представлялась пиеса государыни про князя Олега, и там игралась свадьба, от нее и будем плясать. Костюмы и декорации, думаю, сохранились, сыскать нетрудно.

      – А как насчет актеров? Времени мало.

      – Актеров искать не надобно, все здесь. Кстати, вот один из них, – сказал граф, указав на Шешковского. – Ну-ка, диду, иды до мэнэ. Рад узреть счастливого жениха, поздравляю.

      Тот приблизился и церемонно поклонился.

      – Весьма тронут удовольствием вашего сиятельства.

      – А как насчет оды? Учли пожелания государыни?

      – Безмерно обласканный высочайшим вниманием, токмо и помышлял о том, чтобы удостоверить наличие иных, опричь венценосной орлицы, птиц дамского пола.

      – Ну-ну, видел, как вы одну удостоверили… Что ж, давайте слушать. Тишина!

      Храповицкий забегал по залу, приглашая гостей, и они поспешили к графскому помосту в предвкушении нового представления. Шешковский тем временем вынул свое творение из кармана и, вставши в позу, провозгласил:

      – Ода по случаю знатного маскерада у графа Безбородки…

      Среди присутствующих раздались одобрительные возгласы и поощрительные хлопки в ладоши, на что Шешковский недовольно поморщился, ибо рассчитывал ознакомить со своим творением только избранных. Он понизил голос и, доверчиво склонившись к графскому уху, произнес:

      – Я, ваше сиятельство, сначала хочу описать удивительную разноплеменность вашего собрания…

      – Вы читайте, читайте, – бросил ему Безбородко, – Fiat lux![2]

      – Слушаю-с! – откликнулся Шешковский на первую часть графского приказа. Вторая осталась вне понимания. Он прочистил горло и напыщенно произнес:

      Мелькают дамских птичек лица,

      И слышны разные языцы.

      Вот эфиопка издалеча

      К турки́ склонилася на пли́чо…

      – К кому? – не понял граф.

      – К турки́… Это такой народ, с коим мы воевать изволим.

      – Николы нэ чуяв, – признался Безбородко, недавно вернувшийся с русско-турецких переговоров о мире.

      Храповицкий громко пояснил:

      – Не к турки́, а к туркэ. У турк пли́ча не бывает.

      – Много ты понимаешь! – вступился Шешковский за свое творение. – Сравни: турка – чарка, склоняются к чему? К чарке.

      – Так вам чарка надобна?

      Безбородко с ходу включился в игру и хлопнул в ладоши. Тотчас явилось питье и зазвенели бокалы. Шум не позволил Шешковскому разрешить недоразумение, и он решил переждать. Окружение графа громко смеялось, лишь Нащокин мрачно смотрел вокруг. Краснолицый старик, всеобщее посмешище, воспринимался как настоящий жених, и сам обещавший помощь Храповицкий вполне серьезно поздравлял его – чему радоваться бедному влюбленному?

      – Ты все теперь понял? – поинтересовался Безбородко у шута, когда партия питья уничтожилась.

      – Отнюдь, – упрямо тряхнул он звонкими бубенчиками. – Пиит все равно не там ударил. Возьми, к примеру, рог, склоняются к чему? К рогу. Тако же и к турку надобно…

      Безбородко махнул рукой.

      – Ты

2

Да будет свет! (лат.)