Фенрир. Рожденный волком. Марк Лахлан

не смог сдвинуть ее с места. Она как будто вросла в землю, стояла, дрожа и не сводя глаз с исповедника.

      Кошмарная женщина снова запела, заглушая речитатив Хугина.

      Затем монах испустил крик, не похожий ни на какие другие, вопль нестерпимой боли, высокую ноту из музыки ада. Все смешалось, все пришло в движение. Ворон вскочил, отгоняя птиц от тела монаха. Он перерезал веревку, и исповедник рухнул на землю, словно мешок с мокрым песком. Элис, не в силах удержаться, побежала к нему мимо берсеркеров, не обращая внимания на Хугина, который отвернулся от исповедника, сжимая ладонями голову.

      Леший кинулся за Элис, наклонился над ней, пытаясь унять рыдания девушки.

      – Помни, – нашептывал он, – ты немой мальчишка, немой. Не говори ни слова, а не то разделишь участь монаха.

      Купец старался не глядеть на исповедника, однако, оттаскивая Элис подальше, все-таки посмотрел. Язык монаха вывалился изо рта. Он напомнил Лешему кусок печенки, скользкой, лоснящейся от крови и надорванной с одного края. Купец мог только подивиться той силе духа, которая позволила исповеднику сделать то, что он сделал. Жеан не сказал им ни слова, как ни зачаровывали, как ни терзали они его, и он совершил то единственное, что могло вывести мучителей из себя, то, что не позволило ему сказать, где сейчас Элис. Он раскрыл рот и позволил птицам исклевать себе язык.

      Глава тринадцатая. Заслуженная награда

      Тишина повисла над поляной, когда Ворон перерезал веревку монаха.

      Офети подошел и поглядел сверху вниз на мальчика-раба, который обнимал тело исповедника.

      – Наверное, ты с ним одной веры, сынок, – проговорил он. – Что ж, если среди вас есть еще такие люди, то мы можем прямо сейчас собираться и расходиться по домам. Вот человек, сделанный из железа, надо отдать ему должное. Эй, Ворон! А он тебя превзошел, верно? Калека, связанный, заколдованный, но он все равно переиграл тебя в твоей же игре!

      Элис не поняла сказанных викингом слов, но угадала его чувства по тону.

      Она поглядела на монаха. Кровь на лице чернела, поблескивая в лунном свете, один глаз распух. Птица буквально оторвала веко, однако сам глаз не пострадал. Лицо и уши исповедника были покрыты многочисленными порезами, в одном даже белела лицевая кость, а в дырке на щеке сквозили зубы. Элис сбросила с его шеи останки мерзкой руки. Никто ей не препятствовал.

      – После такого он все равно не оправится, – сказал Леший. – Его убьют не эти раны, а нагноение. Я уже видел подобное.

      – А почем берут кости богов на вес? – Это спросил Серда. Он коротко хохотнул и пнул монаха в бок.

      Элис немедленно вскочила. Не раздумывая о последствиях, она ударила Серду в грудь. Он не ожидал нападения и упал, споткнувшись о древесный корень. Однако тут же поднялся, выхватив нож еще в падении, не успев удариться о землю, и рванулся к Элис, чтобы всадить в нее оружие. Серду и девушку разделяло расстояние в четыре шага. Он успел сделать два, но Офети, поразительно проворный, встал у него на пути и толкнул плечом, пригвоздив к дереву. Худосочный викинг задохнулся, стукнувшись о ствол. Он осел на землю, тяжело дыша.

      Офети