Там, где нас нет. Татьяна Устинова

Сиротину перед тем, как тот вывалился из окна?! Ведь кто-то же точно заходил.

      Волков закрыл глаза и заставил себя вспоминать.

      Ну да. Все точно. Он вошел, постоял, посмотрел, удивляясь, что окно распахнуто. Свет отражался от тающего на ковре снега. Ничего ему не померещилось!..

      Вдруг зазвонил телефон, и Волков втянул голову в плечи. Достав аппарат, он долго смотрел на него, собираясь с силами, чтобы ответить, и мечтая только об одном – чтобы он перестал звонить.

      Он не переставал, и Волков точно знал, что не ответить он не может.

      И он ответил.

      Когда он вышел из ванной, свет в квартире был потушен, даже слабая ночная подсветка идиотского круга на потолке, придуманная дизайнером, и та не горела.

      Шаркая и спотыкаясь, Волков добрел до спальни, где тоже было темно.

      Темнота излучала враждебность, как будто искрила.

      Волков разделся и лег, словно нырнул в омут этой самой враждебности. Он лег и вытянул руки поверх одеяла, изо всех сил стараясь случайно не коснуться того, чего никак нельзя касаться.

      Так он лежал долго.

      – Зачем ты приехал? – спросили из темноты, и враждебность, казалось, запульсировала.

      Волков покосился во враждебную сторону и слегка пошевелил пальцами, чтобы разогнать ядовитое облако, надвигавшееся на него. Разговаривать не было сил.

      Зато очень было жалко себя.

      «Ну, может, на сегодня уже хватит, а? Ну, хотя бы на сегодня!?. Ну, пожалейте вы меня кто-нибудь, смилуйтесь надо мной!..»

      Но, видимо, помилование сегодня не предполагалось. Может, депеша запоздала? Или ее позабыли отправить?..

      Он надеялся отмолчаться, хотя понимал, что из этого ничего не выйдет.

      И не вышло.

      – Ночевал бы там, где был до трех часов, – сказали из ядовитого облака. – Чего туда-сюда метаться!..

      – Я был на работе.

      – А-а. Ну, значит, на работе и заночевал бы.

      Волков лежал и смотрел в потолок, по которому плавали тени. Интересно, откуда тени на потолке?..

      Когда он был маленький, на потолке всегда были интересные тени. Пиратский корабль. Еще космонавт в шлеме, он получался почему-то, только если мама неплотно прикрывала дверь. А когда плотно, космонавт исчезал, зато появлялся верблюд, очень грустный. Маленький Волков не любил верблюда. Больше всего он любил корабль, и ему хотелось мчаться на нем по синему морю, и чтобы паруса щелкали от тугого и свежего ветра, и ванты были натянуты, и чтоб капитан командовал: «Поднять брам-стеньги! Поставить аксели!», а храбрый юнга карабкался бы по вантам, как кошка!..

      Маленький Волков не знал, кто такой Питер Пенн, и книжки такой не читал, но шхуна и юнга ему очень нравились, и хотелось туда, на корабль, где его не было и быть не могло, да и самого корабля не было тоже!..

      Всегда хочется туда, где нас нет и быть не может.

      Хорошо там, где нас нет.

      Впрочем, этой мудрости маленький Волков тоже не знал.

      Он лежал и вяло думал – я не могу, не могу, – а потом оказалось, что он спит, потому что вдруг проснулся.

      Он проснулся, открыл глаза