Никто, кроме президента. Лев Гурский

никто. Ноль без палочки. Графа в статье расходов. Просто человек, которому разрешают прилично одеться и вкусно пожрать.

      – Спасибо, мне хватит, – покачал я головой и, не удержавшись, спросил эдак небрежно: – А пиво сегодня какое?

      – «Хайникен»… Баночное, – ответил Новиков, вложив во второе слово чуть заметную долю злорадства.

      На душе у меня потеплело – не из-за марки пива или наличия банки. «Хайникен» мне нравился не более и не менее «Трех толстяков». Радовался я иному: скрытому от тюремщиков напоминанию, что в жизнь претворяется мой план. Мой, а не их. Его формула, подсказанная мне обрывком газеты, была сложна и потому могла рассыпаться на любом этапе. Однако начальный мы уже, по счастью, проехали.

      Случилось это в тот день, когда меня без объяснений переместили с югов обратно в Москву – сперва везли на яхте, затем на гидросамолете, а финальную часть пути я проделал в автомобиле, упрятанном внутрь рычащей кавалькады. Судя по звуку, Собаковод организовал не менее четырех машин сопровождения. Ленинградский проспект мы проскочили со скоростью тайфуна «Бетти», с ревом мотобанды байкеров и с грозной помпой президентского кортежа. Такой выезд никто не рискнул бы притормозить. Никакому бы гаишнику даже в голову не ударило, что эти свист шин, рык моторов и сиянье проблесковых маячков прикрывают тюрьму на колесах. Впрочем, я и не рассчитывал, что моим спасителем может стать спятивший сотрудник ГАИ, вооруженный радаром. Уповать приходилось только на себя. До самого дня Икс.

      Еще на борту яхты мне дали ноутбук с записью новостного телесюжета: взрыв у Митинского базара. Жертв нет, воронка пять на пять. «Ты, Паша, думаешь, я с тобою в игры играю? – спросил тогда Собаковод. – Ты, Паша, наверное, забыл, какими мы бываем плохими? За твою дурацкую бутылку с письмом ребята в Митино лишь слегка размялись. Не начинай снова. Не заставляй их опять сработать в полную силу». Я убитым голосом прошептал: «Нет, нет, не надо!» – при этом даже особо не притворяясь. Сила была на их стороне; на мою долю оставались ум и терпение.

      После нашего разговора мы с Собаководом оба расстались удовлетворенные. Он – тем, что пресек на корню попытку мятежа. Я – тем, что в дебютной части партии обошлось без жертв. Мне по горло хватит и тех, кто невольно поплатился за мои прежние бунты против ублюдков. Отныне никаких истерик, все строго по плану. Конечно же, я не собирался по-настоящему доверять свое спасение пивной бутылке – ни первый, ни второй раз. Потерпевшим кораблекрушение можно полагаться на авось, пленники этого права лишены. У меня хватило зоркости, чтобы в окно разглядеть на дальней кромке залива фигуру рыбака и узнать в нем подручного Собаковода. Они были обязаны найти мое послание. И поверить, что именно море обострило мою тягу к свободе. Хотя как раз там, на море, шанса не было вовсе. Теперь же он у меня возник – спасибо глупенькому сканворду…

      – Приятного аппетита, Павел Петрович, – сказал Новиков, составляя грязную посуду на сервировочный столик. – Минут через двадцать я принесу диетколу и орешки.

      –