Наряд. Книга II. Южный крест. Ярослав Калака

не были готовы анализы. Стараясь вести себя тише воды, ниже травы, я просто отдыхал, читал и спал. Почему-то, как это ни покажется странным, после произошедшего инцидента все стали относиться ко мне гораздо лучше. Я же, со своей стороны, успокоившись, перестал пытаться выспрашивать, предоставив событиям развиваться своим чередом. Если бы не судьба Лианны, тревожившая меня с каждым часом всё больше и больше, наверное, я бы вообще смог наслаждаться жизнью. Почему-то мне казалось, похоже, постепенно бред и воспоминания осели в моей голове, как песок оседает на дно в потревоженной речной воде, что она сошла с поезда ещё до того момента, как мы доехали до конечной станции нашего с проводниками пути следования. Но было ли это наверняка, я не знал.

      Одни сдвоенные сутки, русалии, как их здесь называли, сменяли другие, а меня всё не выписывали, однако анализов больше не брали. Пару-тройку раз забегал Александр Игоревич, каждый раз задумчиво теребя подбородок и внимательно осматривая меня своим пристальным взглядом. С Сулеймановым мы рассказывали друг другу анекдоты, и даже Оксана Петровна позволила себе как-то раз улыбнуться в мою сторону.

      Однажды утром, когда её должны были вот-вот сменить, она, торопясь, нечаянно разбила бутылку от капельницы возле моей кровати. На шум пришла Евгения Ивановна. Неожиданно с Мармутой случилась истерика. Видимо, для того чтобы произошёл взрыв, не хватало такой мелочи, как разбитая бутылка. Она как-то разом обмякла, раскрасневшись от попытки сдержаться, и, в конце концов, не выдержала и расплакалась.

      – Я не могу больше, не могу! – твердила она сквозь рыдания безуспешно пытавшейся её успокоить Ключинской.

      – Тише, Оксана, тише – уговаривала та, одновременно кивая наряду, чтобы они кого-нибудь позвали.

      – Каждую, Женя, каждую секунду я думаю, что с ней, и жива ли она до сих пор! Это сводит меня с ума!

      – Все мы, Оксана, так или иначе, это коснулось всех…

      Прибежал Сулейманов, после чего они вдвоём увели плачущую медсестру.

      От задумчивости, вызванной этим эпизодом, меня отвлёк вернувшийся Эльман Гюлалиевич.

      – Всё, вы выписаны. Вас уже ждут. Сейчас Евгения Ивановна вас переоденет. Заходите в гости когда-нибудь… Просто так, – и он вышел, видимо, спеша. Подумав, я только и успел, что взять в руку заколку, до этого мирно лежавшую под подушкой, как пришла сестра с ворохом одежды. Она состояла из обычного и тёплого нижнего белья, поношенного, местами заштопанного, но чистого комплекта ХБ и как следует потрёпанных берцев.

      – Меряй, должно подойти. Сейчас донесу бушлат, шапку и портупею. И поторопись. Тебя ждут, а нас торопят.

      – Хорошо.

      Я надел форму, а заколку спрятал в карман.

      – Ну как? – вернулась Ключинская.

      – Как раз, – ответил я.

      – Иди в туалет. Там бритва и зеркало. Быстрее!

      После того как я привёл себя в полный порядок, сестра схватила меня за руку и потащила практически бегом по проходу, которым я не так давно пытался удрать в неизвестность. У входа в него меня и вправду уже ждали.

      Это была девушка. Медсестра подвела меня к ней и сухо сказала:

      – Вот.

      – Хм, – ответила та, презрительно осматривая меня с головы до ног. После чего она небрежно бросила Ключинской:

      – Вы свободны.

      Та украдкой взглянула на меня и ушла. А я принялся осматривать свой новый конвой, одетый в подогнанный в обтяжку ХБ. С по-щегольски перешитыми боковыми клапанами бедренных карманов она была стройной и пружинистой, словно молоденькая берёзка. А своими огромными синими глазами хлопала так, как будто бы только что сбежала из какого-нибудь японского мультфильма, из тех, которые я смотрел в детстве. Как позволило рассмотреть освещение, дамочка была украшена лейтенантскими погонами.

      – Возьми свои погоны, пока ещё курсант, – процедила сквозь зубы она и протянула мне знаки различия. «Ненавижу таких», – подумал я, приводя свою форму в порядок.

      – Значит так. Слушай меня не просто внимательно, а так внимательно, как ты вообще никого не слушал в своей жизни. Сейчас мы идём с тобой на построение. Самое важное, ты должен твёрдо запомнить: что бы ты ни услышал, ты будешь кивать головой и молчать. Ещё раз: что бы тебе ни сказали, ты будешь слушать молча, кивать головой и не открывать своего собственного рта. Ясно? Я спрашиваю, ясно?

      – Да.

      – У… Так у тебя не только со слухом, но ещё и со зрением проблемы, курсант. Может, ещё здесь поваляешься, почитаешь про пиратов и заодно подлечишься, а?

      – Так точно, ясно, товарищ лейтенант.

      – Повтори, что ты должен делать на построении?

      – Молчать и кивать головой независимо от того, что будет происходить вокруг.

      – Верно. После будешь возмущаться, тебе будет предоставлена такая возможность. Пошли, и живее, мы опаздываем!

      Покинув госпитальную систему, мы оказались в громадном, по меркам моего 72-го учебного центра, проходе карстовой пещеры. Я едва