Македонский. Германцы. Викинги. Александр Владимирович Чеберяк

ухожу, чтобы не быть одному. Если я сейчас вернусь, начнутся бесконечные советы старейшин, болтовня, все передерутся, и римляне передавят последних, как зайцев. Я должен прийти хоть с небольшой, но победой; а кто пойдет за проигравшим, неудачником среди равных? – объяснил германец.

      – Ты не только силен, но и умен.

      – Приходится. Я бы с большим удовольствием дней пять провел здесь, на тебе.

      Она стала пунцовой – германец расхохотался.

      – Ладно-ладно, ухожу.

      Шаг, второй…

      – Вождь, – тихо произнесла вслед Верда, – я не знаю, когда ты вернешься. Может, – она опустила глаза, – для верности мы еще раз попробуем… ну, чтобы наверняка?

      Вождь широко улыбнулся. Верда была намного смелее, чем в первый раз, и долго скакала на изумленном германце. Неугомонная распоясавшаяся девчонка так заездила Аларикса, что он только на следующее утро смог покинуть лагерь.

      Глава вторая. Славься, великий Рим!

      Клавдий ликовал. За пару десятков лет скитаний по миру во славу Рима он не помнил такой трудной битвы. Даже себе, щадя самолюбие, не хотел признаться: был момент, что, казалось, все. Только он, да, пожалуй, опытнейший Ксандр, затаив пульс, поняли, на каком тонюсеньком волоске сегодня висела победа; и, слава богам, ветер качнул этот волосок в сторону Рима. Клавдию было за пятьдесят – прямой нос, решительная, тонко-сжатая линия рта, волевой, резко очерченный подбородок. Высокий, худощавый, похожий на старую, но еще крепкую мачту – в нем чувствовался стержень, присущий людям, рожденным править. Вошел Ксандр.

      – Ну, проси чего хочешь – в разумных пределах, разумеется. – Клавдий сделал широкий жест. – Да, кстати, ты опять переведен в офицеры – приказ будет позже. В армии ты второе лицо, после главнокомандующего.

      – Не стоило. Я лишь исполнил свой долг.

      Высокий плечистый Ксандр сам мало походил на римлянина – скорее, на варвара – невольно поймал себя на мысли консул. Твердый взгляд, широкие плечи, вечно хмурое, обветренное лицо – старый рубака, который ничего, кроме как воевать, и не умеет.

      – Ну, твоя скромность равняется твоей доблести. На таких, как ты, и держится армия.

      – И на таких, как ты, консул.

      – Да, Ксандр, да. Эти боровы в сенате, торгующие должностями, когда-нибудь погубят Рим. Дайте, боги, не дожить до этого дня. Слушай, старина, я мог бы похлопотать – безбедная старость и усадьба в Испании тебе обеспечены. А? Что скажешь, вояка?

      – Нет, консул, – закачал головой Ксандр. – Я старый солдат и покою предпочитаю лязг мечей. Когда-нибудь, в прекрасный солнечный день, я сгину где-нибудь на краю земли, не зная за что. По приезде в Рим – да продлит Юпитер его дни! – позаботься о моих стариках; о себе я позабочусь сам. Но, конечно, немного деньжат никогда не помешает – любовь стоит дорого.

      Консул усмехнулся.

      – Военная касса к твоим услугам. Рад был воевать с тобой.

      – И я, консул, – расчувствовался солдат.

      – Выпей вина – говорят, самое лучшее.

      Ксандр