Возврат. Юрий Монастырский

он со всей силы толкнул дверь. Дверь не поддавалась. После второго удара она, наконец, открылась. Лена! Лена! Лена! Молотом стучало в его голове. Рывком, открыв заднюю дверь, Максим увидел жену. Словно сломанная тряпичная кукла она лежала на заднем сидении. Её голова была неестественно повёрнута вбок. Из угла рта стекала струйка крови. Не помня себя от отчаяния, вытащил её из машины.

      – Делай! Делай что-то, – повторял он. – Она жива! Жива! Жива!

      Пульса на сонной артерии не было. В течение нескольких минут Северов в отчаянии проводил реанимацию. Но все было напрасно. Серые, широко раскрытые глаза спокойно смотрели в безразличное низкое небо. Холодный осенний дождь каплями стекал по её щёкам, а на лице застыло состояние безмятежности и умиротворения. Казалось, что она хочет спросить: «Что произошло? Что ты со мной сделал?»

      Максим, обхватив руками голову, выл словно зверь, катаясь по мокрым листьям.

      Тем временем на шоссе остановилось несколько машин. Испуганные люди бежали к месту происшествия. Кто-то старался успокоить злосчастного водителя, кто-то вызывал скорую помощь и милицию. Северов ничего не слышал. В его голове продолжало стучать: Лена! Лена! Лена! Вырвавшись из рук окруживших его людей, он вновь бросился к лежащей на земле жене и, обняв её, дико закричал. Почти одновременно к месту аварии подъехали сотрудники ГАИ и машина скорой помощи. Вышедший из нее врач, подошёл к лежащей на земле женщине и, взглянув на неё, беспомощно развёл руками.

      Из милицейской машины вышли два сотрудника – лейтенант и сержант. Старший из них взглянув на Лену сказал: «Серьёзное дело, с трупом».

      – Лейтенант, а водитель-то пьян, – произнёс сержант. – А ну, вставай, сволочь, угробил человека и расселся тут, – и дернул за воротник сидящего на земле Максима.

      Что-то яркое, похожее на молнию, сверкнуло в голове Северова. С громким криком он вскочил на ноги и коротким, рассчитанным ударом ребра ладони по шее свалил младшего гаишника. Лейтенант бросился на своего противника, но, получив подсечку, упал лицом в грязь. Перескочив через лежащего на земле полицейского, он бросился бежать.

      – Стой, буду стрелять! – лейтенант вскочил на ноги и дважды выстрелил.

      Одна из пуль просвистела в полуметре от головы беглеца, другая срикошетила от камня.

      В ту же секунду он остановился, обмяк, опустившись на землю. Без всякого сопротивления на него надели наручники и поволокли к машине. Всё вдруг стало безразличным, мозг отказывался воспринимать происходящее, наступило какое-то отупение, стало казаться, что все это происходит не с ним, что он только зритель какого-то ужасного спектакля, что это сон, что сейчас он проснётся и всё вернётся на свои места. Дальнейшие события вспоминались с трудом, отдельными фрагментами. Отделение полиции, злобные лица его сотрудников, пинки в спину, клетка «обезьянник» наполненная какими-то забулдыгами, подписание протокола, постановление об аресте, следственный изолятор – все слилось в один кошмарный поток, в котором он не мог найти ни начала, ни конца.

      3

      Преступление,