Сезанн. Жизнь. Алекс Данчев

документы свидетельствуют лишь о том, что в феврале 1863 года Шотар охарактеризовал его как прилежного соискателя{207}. Воллар повторяет комментарий, приписываемый одному из экзаменаторов: «Сезанн по характеру колорист; но, к сожалению, слишком усердствует с краской»{208}. Похоже, что поступал он в 1863 году. Попытка могла быть и в 1862‑м – видимо, с одобрения или по настоянию отца. Луи Огюст воспринимал Школу изящных искусств как ключ к профессии, не говоря о материальных благах. Поступление сына подтвердило бы, что он – либеральный отец, показало бы его мудрость и дало бы повод похвалиться. «Moi, Cézanne, je n’ai pu avoir fait un crétin!» («Не мог же я, Сезанн, произвести на свет недоумка»){209}.

      Но не вышло. К 1864 году Школа изящных искусств превратилась в «Художку»[25]: презрительно переиначив название заведения, Сезанн стал усердно его поносить. «Что касается меня, мой милый, – шутливо писал он Косту, вытянувшему несчастливый номер в жеребьевке во время военного призыва, – то мои способности куда скудней, чем волосы и борода. Но не надо отказываться от живописи, можно понемногу заниматься ею, даже будучи солдатом. Я встречаю здесь военных, которые посещают занятия по анатомии в Художке… Ломбар рисует, пишет и суетится больше прежнего. Я еще не ходил посмотреть его рисунки, сам он ими очень доволен. Я два месяца не трогал свою [неразборчивое слово] с Делакруа». Отныне было решено: для художника, у которого есть собственный характер, связываться с Школой изящных искусств – ошибка. Вспоминая своего старого друга Солари, Сезанн как-то заметил: «Я всегда говорил, что Школа его портит»{210}. Преподавание там никуда не годится. «Профессора – паскуды, скопцы и ничтожества; у них кишка тонка!»{211}

      Как бы то ни было, испытать себя Сезанну довелось в Академии Сюиса; он показал, на что способен, – и самому себе, и другим. Там он обрел и самых близких друзей: Армана Гийомена, Антуана Гийме, Франсиско Ольера, Камиля Писсарро. Всем нравились его причуды и недостатки: сильный южный акцент, нарочитая выразительность, жаргон (никто его больше не одергивал, как некогда Жибер в Эксе) и чертыхания. «Nom de Dieu! Bougre de crétin!»[26] Моне часто вспоминал, как Сезанн клал черную шляпу и белый платок рядом с натурщиком, чтобы выверить градацию тонов{212}.

      В течение всей жизни Сезанн снова и снова возвращался к сделанным в ту пору этюдам: они заменяли ему натурные штудии и служили своего рода памяткой. В масштабной ранней работе «Похищение» (цв. ил. 21), написанной для Золя и впоследствии перешедшей в собственность Кейнса, бронзовый Геркулес тащит белокожую деву – все происходит на зеленой поляне, на фоне условных очертаний горы Сент-Виктуар; смуглый соблазнитель, как называет его Лоренс Гоуинг, имеет определенное сходство с «Негром Сципионе» (цв. ил. 20) – натурщиком из Академии Сюиса, который позировал для этой картины, едва ли

207

Прошение о зачислении, 6 февраля 1863 г. Archives nationales, Paris. Cote AJ/52/912.

208

Vollard. En écoutant. P. 33; слова приписываются м. Моттезу (Виктору Моттезу, ученику Энгра?).

209

Ibid. P. 57.

25

Bozards – пренебр. от Beaux Arts (изящные искусства).

210

Сезанн – Косту, 27 февраля 1864 г. Cézanne. Correspondance. P. 50. (Galette – слово, опущенное в опубликованном письме.) Цит. по: Поль Сезанн. Переписка. Воспоминания современников; Bernard. Souvenirs… // Conversations avec Cézanne. P. 55. Годом раньше он потешался над Трюфемом, участвовавшим в конкурсе на Римскую премию: «Не думай, что я ему завидую» (Сезанн – Косту, 5 января 1863 г.). Ломбар также принадлежал к кругу выходцев из Экса и обучался в мастерской Синьоля. Сезанн, возможно, имеет в виду выполненную им же копию картины «Ладья Данте» (R 172).

211

Vollard. En écoutant. P. 75; приведено три бранных эпитета, которые Сезанн часто использовал (salaud, châtré и jean-foutre). Ср.: Renoir J. Pierre-Auguste Renoir. P. 127.

26

О господи! Что за кретин! (фр.)

212

Rewald. The History. P. 62. Ревалд узнал об этом от Матисса, а тот – от Моне.