Огненная проповедь. Франческа Хейг

замками. Я попыталась сосредоточиться. Ее лицо казалось почти таким же бледным, как и мое после долгих месяцев заточения, а клеймо выделялось ярче, чем у других, наверное потому, что остальные черты всегда оставались слишком спокойными. Кожа выглядела гладкой, как речная галька, кроме того места, в середине лба, где ярко-красным сморщенным рубцом горело клеймо. Я затруднялась определить ее возраст. Взглянув на нее, можно подумать, что она – моя ровесница. Однако мне казалось, что она на десятки лет старше: в ее взгляде читалась почти неприкрытая мощь и энергия.

      – Зак хочет, чтобы ты мне помогла.

      – Тогда передай ему, пусть придет ко мне сам.

      Исповедница засмеялась.

      – Стражники рассказывали, что ты звала его первые несколько недель. Даже сейчас, проведя три месяца в камере, ты и вправду думаешь, что он собирается прийти?

      – Он придет, – ответила я.

      – Ты так уверена в этом. – Она слегка вздернула голову. – А уверена ли ты в том, что действительно хочешь, чтобы он пришел?

      К чему объяснения, что желание тут ни при чем? Так же как и не имеет значения, хочет ли река бежать вниз. Как можно было объяснить ей, что он нуждается во мне, пусть я и нахожусь в камере?

      Я попыталась сменить тему.

      – Я даже не знаю, что тебе нужно, – сказала я. – Что ты ждешь от меня.

      Она закатила глаза.

      – Ты похожа на меня, Касс. И значит, мне известно, на что ты способна, даже если ты не желаешь этого признавать.

      Я решила испробовать небольшую стратегическую уступку.

      – Чаще всего вижу взрыв.

      – Увы, я сомневаюсь, что ты можешь дать много ценных сведений о случившемся четыреста лет назад.

      Я почти физически чувствовала, как она заглядывала в мой разум, точно чьи-то руки, чужие, неприятные, шарят по телу. Я решила подражать ей и попыталась закрыть свои мысли. Исповедница снова села.

      – Расскажи мне об Острове, – промолвила она тихо, мне оставалось только попытаться скрыть свое потрясение – так легко ей удалось проникнуть в мои мысли. Я начала видеть Остров последние несколько недель, сразу как закончились прогулки на бастион. Сначала мне снились море и небо, и я сомневалась, существовали ли они на самом деле или это просто плод моих фантазий и страстных мечтаний о воле, рождающихся вопреки гнетущей действительности – заточению в четырех стенах с узкой койкой и единственным стулом. Но сны приходили регулярно и удивляли своей ясностью и настойчивостью. И теперь я знала, что картины из моих видений – реальны, и так же понимала, что никогда не смогу говорить о них.

      В невыносимой тишине камеры даже собственное дыхание казалось громким.

      – Знаешь, я тоже это видела, – сказала она. – Ты мне всё расскажешь.

      Когда ее разум пробирался в мои мысли, я чувствовала себя незащищенной и уязвимой. В уме сразу всплывал момент, когда папа свежевал кролика. Как он сдирал его шкуру, обнажая все внутренности.

      Я старалась закрыть от нее свои видения: город, спрятанный