«Ход конем». Андрей Батуханов

физикой сверхбыстрого горения. Сверхбыстрое горение – это взрыв.

      – Нет, ты своего все же добился. Голова у меня вспухла, что твой кочан. Всё! Спать.

      Лёг на кровать и с поразительной быстротой заснул, едва коснувшись головой полена, которое служило Подкопину подушкой. Вернее, он заснул по пути до изголовья своей шконки. Борис последовал его примеру, но, в отличие от Алексея, заснул не сразу, а ещё долго вспоминал свою довоенную жизнь. Походы на концерты в консерваторию, работу в институте, свой дом на набережной Мойки.

      Последняя неделя прошла в интенсивных приготовлениях к побегу. При этом приходилось соблюдать строжайшую конспирацию, чтобы поляк, который периодически появлялся ниоткуда и исчезал в никуда, чего-нибудь не заподозрил. Больше трёх не собирались. Всю информацию от группки к группке переносил Егоров. Он шутил, что является в их коллективе «свободным электроном». Секретный физик, одним словом. Ни слова в простоте.

      Началась последняя перед рассветом смена караулов. От шеренги солдат, обходящих периметр барачной зоны, отделился один и направился к караульному предыдущей смены. Они обменялись какими-то шутливыми репликами, похихикали и поменялись местами. Фельдфебель скомандовал, и цепочка пленных пошла к следующему посту.

      Алексей, Борис и остальные притаились возле стены барака, который отбрасывал длинную и жирную тень, образовывая мёртвую зону для света. Луч прожектора скользнул мимо кучки заключённых и пошёл в сторону.

      – Пора, – шепнул Алексей и по-пластунски пополз к столбам с колючей проволокой.

      Повернув голову, он увидел, как вдалеке охрана скрылась за углом последнего барака. Размахнувшись, кинул на колючку заранее тщательно измазанную золой, свёрнутую в комок робу. Она описала плавную дугу и, развернувшись, повисла на натянутой проволоке. Что-то звякнуло и щёлкнуло, и над лагерем завыла сирена, а Алексей резво пополз обратно. Луч прожектора стал истерично шарить вдоль лагерной ограды. К полосатой тряпке уже бежали со всех ног солдаты, стреляя на ходу из автоматов.

      Подкопин с остальными беглецами помчался в темноте подальше от шумихи, но чуть приотстал и стал подгонять задыхавшегося Бориса. Тот бежал изо всех сил.

      – Давай, Борька, давай! Не то сам пропадёшь и нас погубишь.

      Сердце Бориса уже клокотало в самом горле, холодный воздух обжигал лёгкие. Красные круги поплыли перед глазами. Ноги стали ватными. Егоров понял, что теряет сознание.

      Заключённых из барака Бориса и Алексея построили в длинную шеренгу. Робу, измазанную золой, дали понюхать огромной немецкой овчарке.

      – След, Альба, след! – приказал проводник.

      Собака добросовестно обнюхала тряпку, чихнула, взвизгнула и с выражением собачьей тоски в глазах беспомощно уселась у ног своего хозяина.

      – Она след не возьмёт, всё зола перебивает, – оправдал Альбу проводник.

      – С вами всё ясно, Кауфман, – сказал офицер. – Кто зачинщик побега? – обратился он к шеренге. Заключённые молчали. – Ладно, – сказал начальник лагеря. – Это не моё желание