За пределом беспредела. Евгений Сухов

приговоры не позволял. Мужики косились на Григорьева и язвительно повторяли некрасовскую строчку: «Вот приедет барин, барин нас рассудит».

      Степан был учеником легендарного вора дяди Васи и бескомпромиссно придерживался сложившихся воровских традиций. Однако это не мешало Барину дважды в год отдыхать за границей, где он вел поистине купеческий образ жизни: никогда не брал сдачу, прикуривал от стодолларовых бумажек, бил зеркала, заказывал в номер самых дорогих шлюх и всем напиткам предпочитал русскую водку.

      В среде законных о Барине ходил неприятный слушок, будто он играл на поле «новых воров», которые за большие деньги покупали его голос на сходняках. Однако без доказательств с подобными обвинениями на толковище выходить было нельзя – могли оттяпать длинный язык, а то и голову.

      – Пойми, Варяг, мы не делаем тебе предъяву, иначе наш разговор был бы не таким, – вступил в разговор другой вор – Паша Сибирский. – Мы просто хотим решить, как нам жить дальше. А в том, что говорит Барин, есть свой резон. Мы не кинозвезды, чтобы на нас все смотрели. Вспомни Грача – его развенчали только за то, что он пару раз засветился по ящику, и теперь в новосибирской зоне чалится обыкновенным мужиком. А ты ведешь себя так, словно для тебя не существует никаких законов. Если ты вор, так будь вором!

      Паша Сибирский был родом из Братска, отсюда и его погоняло. Он занимался тем, что скупал рентабельные шахты и угольные разрезы, чтобы перевести их в собственность сходняка. Другим угольным предприятиям он обеспечивал воровскую «крышу». При его непосредственном участии создавались шахтерские профсоюзы, которые должны были держать под контролем рабочую массу и не позволять ей слишком навязчиво интересоваться тем, куда уходят деньги, выделяемые федеральным центром на поддержку угольных регионов, и почему добытый уголь проходит через руки десятка посредников. С другой стороны, карманные профсоюзы должны были стать занозой в заднице у областной администрации и у правительства.

      Организованные ими забастовки позволяли выбивать из Москвы новые деньги и принимать новые законы, угодные сходняку. Следовало отдать должное Варягу – именно он понял в свое время грядущую роль профсоюзов. Паше неприятно было сознавать то, что в своих прогнозах Варяг обычно оказывался прав, обладал ясным мышлением и блестящей интуицией. Однако воровская закалка, приобретенная в «черных» зонах Воркуты и Колымы, разжигала в Паше кураж и побуждала к бунту. Поведение Варяга частенько смахивало на фраерскую рисовку, а подобные вещи не прощались даже самым именитым. Реши сходняк, что Варяг зарвался, Паша Сибирский с удовольствием лично обесчестил бы его пощечиной.

      Варяг ни на кого не смотрел. За все время обсуждения он не проронил ни слова, проявляя незаурядную выдержку. Он напоминал изваяние языческого божества, возле которого искусные жрецы оттачивают свое красноречие. Однако все присутствующие смутно чувствовали, что достаточно статуе раскрыть свои каменные уста – и жрецы пристыжено умолкнут.

      – А