Красные моря под красными небесами. Скотт Линч

рубашке четыре спрятанные колоды… погодите-ка, четыре? По-моему, я обсчитался…

      Пятая колода, появившись откуда-то из складок шелковой рубашки, тут же прибавилась к угрожающе накренившейся стопке на столе.

      – Нет, ну уж пять колод от ваших прекрасно обученных служителей никоим образом не укрылись бы, господин Реквин. Пять колод – это чересчур. Перегиб. Того и гляди засмеют, стыда не оберешься. И все же – вот они, красавицы. Прошу прощения, я мог бы пронести и больше, но их пришлось бы скрывать в местах не вполне пристойных. И опять же извините, но выбранной вами карты я отыскать не могу, хотя… Погодите-ка… А, вот куда она спряталась, мерзавка! – Он потянулся к столу, сдвинул бутылку вина, извлек из-под нее карту рубашкой вверх и, крутанув в пальцах, объявил: – Ваша карта. Десятка сабель.

      Реквин расхохотался; в пламенеющем сиянии очков сверкнули желтоватые зубы.

      – Прекрасно! Великолепно! Итак, принимая во внимание, что все это вы проделали одной рукой, приходится признать, что подобные фокусы вполне могут ввести в заблуждение моих служителей и гостей. Однако же вы с господином де Ферра проводили время за играми, в которых соблюдаются весьма строгие правила. Карточные фокусы в них неприменимы.

      – Освободите меня, и я расскажу, как мы обошли ваши строгие правила.

      – Мне хотелось бы сохранить за собой преимущество.

      – В таком случае предлагаю равноценный обмен, – заявил Локк с неподдельной, отчаянной искренностью. – Выпустите мою правую руку, а я подробно перечислю все изъяны в системе безопасности вашего славного заведения.

      Реквин неторопливо сплел в замок обтянутые перчатками пальцы, окинул испытующим взглядом коленопреклоненного Локка и задумчиво кивнул Селендри. Она, чуть отведя клинки в сторону, нажала какой-то рычажок под столешницей. Локк, потирая высвободившееся запястье, неуверенно поднялся на ноги.

      – Премного благодарен, – с притворной беззаботностью произнес он. – Так вот, мы играли много и часто, однако, прошу заметить, старательно избегали «красное и черное», «двадцать», «девичью причуду»… В общем, все те игры, где посетители играют против заведения, а не друг против друга, – ведь игры эти основываются на тонком математическом расчете, дающем игорному дому существенное преимущество.

      – Владельцы игорных домов пекутся о своей прибыли, господин Коста.

      – Разумеется. Поэтому они и не представляют для меня никакого интереса. Я обманываю людей, а не заведение. Мне не страшны ни ваши хитроумные устройства, ни ваши хорошо обученные служители. В игре с противником из плоти и крови шулер всегда отыщет лазейку и просочится в нее, как вода в щели корабельного днища.

      – Весьма зажигательная речь, господин Коста, – сказал Реквин. – Меня всегда восхищает красноречие обреченных. Однако нам с вами известно, что, к примеру, в лихой карусели обман возможен только по предварительному сговору всех четырех игроков, что, разумеется, лишает игру всякого смысла.

      – Верно. Карусель обмануть невозможно, сданные карты не подтасуешь – во всяком случае, в вашем заведении. Зато