Совсем не прогрессор. Марик Лернер

Интересно, кто такой столь вовремя нарисовавшийся свидетель? Меньше всего нахальное поведение подходит торгашу, даже из военных. Указания он врачу дает. Странно.

      Глава 4. Беседы о литературе на фоне прошлого

      Передний дух свалился сразу. Со ста метров промахнуться сложно. Две пули в корпус, и был человек – нет человека. Хотя какой он человек. Нормальный душара в соответствующем прикиде и с могучим желанием порезать всех шурави. За веру или из мести – меньше всего волнует. Передовое охранение вражеского отряда, крайне не вовремя вышедшее нам в тыл. Обычная помеха. Они думают, это их земля и их горы. Пора отучать слишком много думать.

      Остальные мгновенно шарахнулись в стороны. Стрельба по бегающим мишеням. Очередь, еще очередь. Подраненный тянет ногу, стараясь укрыться за камнем. Не стоит добивать, пусть лучше с ним возятся. Один как минимум занят. Минус один стрелок. Еще три патрона, откатиться в сторону, вставить новый рожок. Время течет не секундами – расстрелянными патронами. Как они кончаются, тут карачун приходит.

      По соседству лупит длинными очередями из ручного пулемета Силин. Трех-четырех он вначале успел снести, теперь просто не дает головы поднять. Стреляет, не особо стремясь попасть, – нагнать страху. Каждый дух должен быть уверен: именно к нему и летит свинец, – и не высовываться. Удалось. Борцы за веру растерялись и открыли беспорядочную неприцельную пальбу. Атаковать по открытой дороге им совершенно расхотелось.

      Пули зашлепали по камню. Кто там такой резвый? Откатился в сторону – и две очереди в копошение. Еще один дернулся и, выронив автомат, свалился в неестественной позе. На чистом чутье определил стрелка. Спроси как – и слов не найдется.

      – Кажись, отходят, – сообщил Сила, продолжая стрелять короткими очередями. – Лишь бы на ту гору не успели залезть. По прямой метров восемьсот. С АБМ не достать, а с винтаря запросто.

      Силина правильно не называли даже командиры. Прилипло к нему Сила и от фамилии, и от небрежной мощи, с которой он таскал свой возлюбленный ПБ, совершенно не уставая, по горам.

      – Операция провалена, – говорит он, меняя очередной рожок. Еще четыре осталось.

      – И хрен с ней. Зашли бы к нашим с тыла – весь взвод покрошили. А так выскочим чисто. Вертушки заберут – и смываемся, пока духи не сообразили, что к чему. Прогулялись и домой. Медальку, правда, не дадут, – Силин заржал. – Небось, губу раскатал? Тебе не положено. За сиденье в арьергарде наград не дают. Вот убили бы – тогда другое дело. Страшно любят у нас награждать посмертно. Ты живой?

      – Пошел ты!

      Еще одна пулеметная очередь и довольный комментарий:

      – Готов. Давай, ефрейтор Низин, исполни подходящее к случаю из репертуара певца империализма.

      – Да ерунда, – возмущается он, – пока Британия захватывала колонии, Киплинга не учили в школах, а в наше время вообще глупо.

      – Не спорить со старшим по званию!

      – Суров наш закон – «лучше пуле подставить грудь…», – с чувством продекламировал Киплинга про