Кривые треугольники – 2. Ульяна Завацкая

до нее доходят его слова, – Я слышал, вы не очень дружны и думаю, тебя не очень расстроит, что эту почтенную леди выкинут на улицу, оставив от всего ее благосостояния только чрезмерную гордость, которой вы, Маргиты, щедро наделены. Ты тоже останешься при своей гордости. Без кола и двора, и без отца. Может, именно тогда тебе понадобится знание закона, чтобы отстаивать свои права на паперти. Твоих друзей мы тоже не оставим в стороне. Так, из веселья. И их не забудем. Подружка, со всей ее семейкой, присоединится к твоей нищей благочестивости. Вот где вас по- настоящему сдружит судьба, не правда ли?

      – Ты, ты не можешь этого сделать!

      Орландо удивленно приподнял бровь на ее жалобное заявление.

      – Разве? Я могу все! Вопрос в том, хочешь ли ты этого?

      Лаура отчаянно замотала головой, не в силах от потрясения вымолвить что-либо, под его жестоким, пылающим желтым огнем, взглядом.

      – Может, мне продолжить описывать картинку? Это так занятно. Кто там у нас следующий по списку. Ах, да, этот занятный парнишка, что все время вертится возле тебя, словно прирученный котенок. Хотя, его, кажется, именно так и называют в вашей ученической среде всезнаек.

      – Хватит! Пожалуйста, перестань! – взмолилась Лаура, – Я сделаю все, что ты скажешь!

      – Да? Почему я не могу верить тебе, ты случайно, не знаешь? Я, кажется, слышал уже подобные увещевания из твоих уст. Было очень опрометчиво верить тебе, но ты казалась такой невинной.

      – Этого больше не повторится! – горячо пообещала Лаура.

      – Я знаю! – самодовольно заявил Орландо, – Ты ведь никогда себе не простишь, если из-за прихоти пострадает столько невинных, хороших людей. А теперь, вытри слезы, успокойся и прими довольный вид!

      Орландо протянул ей свой белоснежный, надушенный, с кружевной каемкой, платок.

      Лаура покорно взяла его дрожащими руками и стала неловко размазывать влажные, черные от туши дорожки на своих щеках.

      – О, господи! – не выдержал Орландо, – Ну, что ты делаешь?

      Он забрал у нее платок и с нежностью и трогательной заботой вытер беспорядок на ее казавшемся еще бледнее, заостренном личике.

      – Можно мне задать тебе вопрос? – нерешительно спросила Лаура.

      – Да, конечно.

      – Там, на пустыре… Ты пообещал оставить меня, если я захочу. Ты бы так сделал?

      – Лаура, даже у таких людей, как я, бывают минуты сентиментальной слабости. Но я ведь предупреждал, что не смогу этого повторить. Мне несвойственно быть великодушным, и тебе следует это сразу запомнить.

      – Ты не ответил на мой вопрос, – настаивала Лаура, – Ты готов был сделать это?

      – Да. В ту минуту, да. И мне было бы наплевать, что это было бы приговором для твоего отца, – с жестокостью ответил он. – Но если быть до конца честным, я был почти уверен, что ты не пожертвуешь жизнью Ника, даже не зная, ситуацию отца. И даже, если бы Ник был безразличен тебе, ради сомнительной свободы.

      Лаура тяжело вздохнула и, отвернувшись и замкнувшись