Твой след ещё виден…. Юрий Марахтанов

час лежал. Две симпатичные девчонки улыбнулись над головой:

      – Вы не одолжите нам несколько сот лир, сэр?

      Саша встал перед дамами, улыбнулся:

      – Нет.

      – Грацие.

      И никто тебя не напрягает.

      Только на вокзале обнаружил, что ни бумажника, ни документов в карманах нет.

      Никогда не писал стихов, а тут прорвало:

      «Я ушами хлопал, как крыльями,

      Наблюдал италийские дали,

      А паршивые, гордые римляне

      Так конкретно меня обокрали».

      Сейчас Александр заматерел. Он уже свободно изъяснялся по-итальянски, по необходимости учил ещё «немецкий». На фирмеонотвечалза компьютерные программы к термопластавтоматам, занимался и усовершенствованием программ по конструированию пресс-форм. Хотелось внедрять всё это в России, но на его родине нуждались в оборудовании всё меньше и меньше.

      – О, мама миа! – удивлялся шеф фирмы, господин Марчелло, шлёпая себя по лысине и сравнивая графики поставок оборудования в советские времена и нынешние – в Россию. – Они собираются обновлять парк наших станков или так и будут работать на металлоломе!? Что они там приватизируют? Описанные основные средства?!

      – Списанные, – поправил Саша своего шефа, который вполне сносно изъяснялся по-русски.

      – Вы послали факс с нашими предложениями господину Кириллу? – шеф не мог запомнить сложной фамилии Кирилла Николаевича, а потому редко употреблял её в разговоре.

      – Даже с Новым годом поздравил.

      – Европа давно перешла на пластиковые трубы, линии по производству таких труб у Кирилла есть, их надо только, – шеф пощёлкал пальцами, – как это выразиться по-русски?

      – Модернизировать, – подсказал Саша.

      – Вот-вот. И поставить им пресс-формы для выпуска… – опять защёлкал пальцами.

      – Соединительной арматуры, фитингов…

      – Они этого не понимают?

      Саша пожал плечами. Сам не мог понять, почему Кирилл не отвечал на предложения фирмы. А если бы ещё и пару станочков прикупил российский партнёр, тогда можно было бы развернуть новое производство! Точно бы всех турок с российского рынка вытеснили.

      С каждым годом итальянской жизни в Саше уже глуше проявлялось ощущение физического и нравственного страдания за Россию. Как-то всё пассивнее он осознавал себя субъектом оставленной им страны, хотя некоторая смута возникала иногда в его сознании.

      И сейчас, совершенно пропитавшееся влагой итальянское февральское утро, с зависшими в непрозрачном воздухе кипарисами, дальним молом и прибрежными постройками, располагало более к неспешному поливанию кофе, но никак не к рьяному переживанию за российский рынок. Хотя турки в России делали то, что безо всякого труда Сашины сограждане могли бы совершать сами.

      Саша не жуировал здесь, в Италии. Он работал. Его математическая мысль чрезвычайно тщательным образом превращённая в компьютерные программы, заполняла не только сознание, но являлась убеждением,