Жилец. Михаил Холмогоров

всего «Мцыри» выучил наизусть. Но постигнуть личность Печорина оказалось выше его сил. Раз эгоист – плевать, что страдающий, эгоист – враг и белогвардеец! И точка. Нет, не точка – скала! Тут еще одно смешное обстоятельство, смешное и грустное. Печорин – царский офицер. А для человека победившей революции слова «офицер», «помещик», «полицейский» уже есть ругательные. И ему не докажешь, что милиционер – это тот же полицейский, только переименованный. А чекист – жандарм.

      И Жорж пустился в долгую лекцию о жизни слов – как, оказывается, исторические обстоятельства меняют их смысл в юных мозгах. И очень может быть, что мы потеряем связь с растущими поколениями. Будем говорить одними и теми же словами, но смыслы будут разные.

      – Ну вот, а ты говоришь, природа человеческая неизменна. Ее слова с новыми значениями переменят.

      – Нет. Человек такая шкура, что он просто-напросто приспособится к новым значениям старых слов. Будет презирать полицию и жандармов, благо это безопасно, поскольку их теперь нет, а с доносом на подозрительного, то есть на любого, чья физиономия не понравится, побежит в милицию и ЧК. Подлость непобедима.

      – Так ты считаешь, что подлость в природе человека и с ней нельзя бороться?

      – Ада, не рассуждай так категорично. Но когда мне говорят, что надо бороться с инстинктом собственника, мне, ей-богу, смешно. Инстинкт есть инстинкт, он в нас с рождения заложен. Мы воспитанием самое большее способны заглушить его дурные проявления – отдернуть руку, когда хочется хапнуть. Но это «хочется» не заглушишь ничем.

      – Приехали! Начал с декаданса, с высот культуры…

      – При ближайшем рассмотрении, какового я удостоился, эти категории не столь уж далеки друг от друга. Когда воплощаются кабинетные идеи, высвобождаются непредвиденные стихии, и решительно каждое качество человека, закрепленное в нашем о нем представлении, мгновенно выворачивается наизнанку. Если бы Ленин повнимательней читал того же Гоголя, он многое открыл бы для себя в человеческой природе. Приобретательства никакими расстрелами в человеке, устремленном к хватанию, не упразднишь. И качество это одинаково распространяется на все классы и сословия, а на разнузданный пролетариат в особенности. Лозунг-то, лозунг какой: «Грабь награбленное!» Но зато какова суть этого, с позволения сказать, революционного лозунга – грабь, тащи в свой домок! То есть они в ими же придуманных лозунгах опираются на тот инстинкт, который хотят сами же и подавить. Я уж не говорю о том, что есть разница между нажитым и награбленным.

      – Давно не слышала такого гимна собственничеству!

      – Я не о собственничестве. Оно всего лишь инстинкт, заложенный в нас природой. Я о том, что с природой бороться бесполезно. Что революции, взявшись за переделку человечества, роют себе могилу.

      – Пока в могилу сошла реакция.

      – Никуда она не сошла. Она всего-навсего видоизменилась. Толстая баба с периною тихой сапою прикончит эту революцию. Она станет активисткой и задушит все революционерские утопии