Обретенные крылья. Ася Соловьева

камеры постоянно болела голова, бил нервный озноб, до трясущихся пальцев на руках. Передачу ей приносили тётя Нина на пару с Валентиной Ивановной. Свидания она не просила, знала, что никто к ней не придёт, она была одна на всём белом свете. Но через месяц пребывания в следственном изоляторе, она поняла, что беременна. Наталья так обрадовалась такой новости, но своей радостью не с кем было поделиться, в этом доме радоваться не привыкли. Что она беременна, заметили женщины, такие же подруги по несчастью, как и она. Её предупредили, если она хочет сохранить ребёнка, то пусть держит язык за зубами, пока её не отправят на зону, когда уже будет поздно делать аборт. И Наталья, следуя совету, молчала как мышка о своей беременности. Её осудили и дали семь лет наказания, она по этапу была отправлена в женскую колонию общего режима, живот её увеличился в размерах. При осмотре у врача все узнали, что у такой-то заключённой большой срок беременности, и аборт делать поздно. Так и родила она своего сыночка за колючей проволокой. Но он её, её и больше ничей, и на него никто не имеет право. У неё даже есть свидетельство о рождении Никитки. Так что же они творят? Забрали как котёнка от кошки, увезли, неведомо куда, и что теперь ей делать, где искать дитя? Наталья проплакала всю ночь. На дворе начинался новый день, и Наталья должна научиться жить без сына. Но она поклялась, поклялась мысленно своему маленькому, крохотному человечку, что найдёт его.

      – Сыночек, родненький мой малыш, – шептала она. – Ничего не бойся, не плачь, будь стойким мальчиком, а мама твоя тебя обязательно разыщет. Я тебе обещаю.

      Она поднялась ещё до сирены, подошла, села на табурет возле Марии и стала ждать, когда та проснётся. Ей надо было обязательно поговорить с ней и попросить совета. Мария лежала к ней спиной, и казалось, что она спит.

      – Ну, и что ты хочешь? – подала голос женщина, не поворачиваясь к ней лицом.

      – Совета хочу спросить, – и не дождавшись от Марии ни слова, продолжала: – Вы уже наверно знаете, что детей всех увезли с зоны, и я не знаю теперь, где он, а мне ещё четыре года сидеть. Не могу я столько здесь находиться, ведь за это время его усыновить могут. Я же ничего не смогу поделать против этого.