Сочинения. Том 10. Александр Строганов

виде. В таком случае они никогда не заподозрят наличие оружия или дурных мыслей и всегда будут улыбаться вам. Хотя частенько окно мое светится всю ночь напролет, олени не боятся бессонного человека. Их страх ютится подле вагонных домиков, где люди больны смехом и опасны.

      Итак, если даже дикие животные воспринимают человека в естественном его виде, на людей зачастую это производит шокирующее впечатление.

      Оттого так изысканы и нелепы бывают наряды светских жителей, за тысячелетия истории скрытности, а именно так в душе я называю историю человечества, разработанные модельерами или же подобранные случайно.

      Не было никогда, и нет ничего кричащего в костюме железнодорожника, подаренного мне на бедность великодушными людьми. Это весьма практичная, ноская и, на мой взгляд, красивая одежда.

      Оттого, что это мой лучший костюм, надеваю я его крайне редко. По праздникам. И испытываю при этом истинное удовольствие.

      Большинство жителей нашего района, я никогда не обманывал Вас, благородный Стилист, одеваются значительно хуже.

      Однако именно этот мой костюм всегда вызывает шквал смеха.

      Все началось с того первого, воистину праздничного дня, когда солнце ранней осени превратило в золото нашу ржавчину, и мне было позволено выйти на улицу, и я захотел посмотреть на людей и поздороваться с ними.

      Тогда я надел свой костюм впервые.

      Вы знаете, насколько тренирован мой слух. Мне не составило большого труда услышать шепот двух прохожих, явно относящийся ко мне.

      – Капитан – заметил один из них, и дальше – улыбка.

      Я умею слышать улыбки.

      Тогда я неправильно истолковал эту фразу. Мне подумалось, что люди просто не знают различий между костюмом капитана и железнодорожника.

      – Ну что же – подумалось мне – так много невежественных людей окружает нас. Это – беда, но им приятно видеть капитана на своей улице.

      Быть может встретить настоящего капитана вот так, запросто, на улице мечтал кто-то из них еще в детстве, и, обратись я к ним в этот миг с попыткой исправить заблуждение, случилось бы еще одно разочарование, а сколько их выпадает на долю бедных людей?!

      О, как я ошибался!

      Вы не поверите, благородный Стилист, но это была насмешка.

      И это была злая улыбка.

      Насмешка сделалась кличкой, прочно приставшей ко мне, а злая та улыбка превратилась в кощунственный смех, столь громкий и долгий, что однажды я испугался своей неприязни к этим несчастным людям.

      Я испугался, что на смену неприязни придет ненависть и тогда во мне умрет человек.

      И еще одна ужасающая мысль пришла мне в голову.

      Так могут смеяться надо всеми железнодорожниками!

      А это трудная и опасная профессия.

      Я чувствовал, надевая свой костюм, до прискорбного этого происшествия, как строгость и сосредоточенность наполняла меня. Я даже видел паровозную топку и слышал запах опаленных ресниц. А как же иначе? Ведь все мы равны перед Богом.

      Но почему, если