Дверь. Марина Калюк

И вы до сих пор на него не дали ответ. Многочисленные посылания меня по многочисленным далеким адресам не в счет, – рассмеялся Алан.

      – Ответа и нет. Как нет и смысла на него отвечать вообще.

      – Почему нет смысла? – насторожился собеседник.

      – Между нами слишком много различий, чтобы даже задумываться о такой возможности в серьез, – женщина смотрела на него прямо, спокойно и серьезно. Ему не нравился этот ее взгляд.

      – Смотря с какой стороны смотреть. С одной из них я вам действительно не пара. С другой – вы идеальная пара для меня.

      Ее взгляд остался прежним. Это нервировало. Оставаться спокойным с каждым мгновением было все тяжелее, но она продолжала молчать. Смотреть и молчать.

      – Возможно, вы и правы, но упомянутые вами стороны мне не известны, а по известным – брак с вами меня, скорее всего, уничтожит в ближайшие годы. Если не вы лично, то ваши родные или окружение. Или зависть кого-то из моего окружения. Риск слишком велик, чтобы думать о подобном. Увы, но любовь с первого взгляда к вам у меня отсутствует.

      Она улыбнулась, разводя руками. И его отпустило. Она исходит лишь из имеющейся информации и выводы, сделанные ею, связаны так же с ней. Будет новая информация – будут и новые выводы. Рассказать ей прямо сейчас о том, кто она по мнению дока? Объяснить, что это значит? Нет. Этот ответ грохнул в голове так, что дымом от него заволокло черную с золотом и малахитом двухстворчатую дверь. А если рассказать? Усилием воли он на пару секунд удержал в голове этот вопрос. Дверь застонала, тихо и жалобно, словно просила пощады. Он уступил. Извинился и поблагодарил за подсказку. Значит, чтобы все наладилось, действовать надо медленно и осторожно. Главное, чтобы у нее всегда был повод для общения с ним. Объяснять, что к чему, надо лишь, когда он сам будет знать точный ответ, а не предположения на основании почти позабытых мифов. Дверь еще немного покрасовалась и исчезла. Найлара все так же улыбалась ему.

      – На нет и спросу нет, – улыбнулся он. – Давайте поужинаем, и я оставлю вас наедине с этим принцем.

      – Как только оставлю его наедине с принцессой, – согласилась та.

      Алан кивнул и пошел к накрытому столу снимать крышки с блюд. Женщина присоединилась к нему минуту спустя. Он едва успел помочь ей сесть за стол. Она была из тех, кто привык сам себя обслуживать везде и всегда. Это не было признаком такой уж независимости и самодостаточности, скорее это было признаком одиночества и того, что рядом годами отсутствовали те, кого можно было попросить о помощи. Этакий признак привычной безысходности и вынужденной самостоятельности. Либо ты делаешь все сам, либо этого никто не делает. С годами появляется некая автоматика в движениях, в действиях, в мыслях, которая сама по себе орет о тяжкой доле человека. Алан знал и все чаще, к своему сожалению, встречал таких людей. Они редко по своей сути были склонны к одиночеству и самостоятельности. Для них это был единственный, но тяжкий выход, единственный способ защиты от валящихся со всех