Идальго Иосиф. Виктор Зонис

ни одного пфеннинга! Не за что, да и некому будет платить. – Иосиф нависал над чиновником, готовый вцепиться ему в горло. – В городе достаточно постоялых дворов. Разрешите поселиться там нашим старикам и детям.

      Чиновник тускло смотрел на Иосифа. В его сытую и почетную жизнь, как наказание божье, свалились эти евреи.

      – Успокойся, Иосиф, – он встал из-за стола и, на всякий случай, отошел подальше, к окну. – Что я могу сделать? Ты живешь здесь уже не один месяц и должен понимать, что Магистрат практически ничего не решает. Я готов сегодня сделать все, что ты просишь и мне не нужны ваши смерти. Но это может решить только герцог, или… – он на секунду замялся, – или его жена. Эта стерва, прости Господи, лезет во все дела и мешает нам жить еще больше, чем сам Герхард. Пожалуйста, одно слово – его, или ее, мне все равно, и я сам, с удовольствием, помогу вам. Но, Иосиф, герцог пьет уже неделю – он брезгливо ткнул пальцем в ворох бумаг, лежащих на столе. – Видишь? Это все не терпит отлагательства, это все давно уже должно быть им подписано. Я пробился третьего дня к герцогу и не успел даже открыть рот, как он запустил в меня пивной кружкой. Что скажешь, Иосиф? Хочешь – иди к нему сам. Одно его слово, и я лично перевезу всех вас в город. Только предупреждаю – герцог в запое, а это всегда опасно. А теперь можешь идти. Здесь ты ничего не решишь.

      – А, Иосиф! Кто тебя звал? – герцог сверлил вошедшего мутными глазами.

      Некогда огромные свечи, оплывшие уже почти до конца, едко чадили. Герцог полулежал во главе стола среди уже полумертвых от выпитого и съеденного гостей. На столе все смешалось в одно фантастическое блюдо: каплуны и рыба, овощи и дичь. Красное вино, из опрокинутых кубков и бокалов, словно кровь из растерзанного брюха фантастического зверя, стекало на пол, образуя лужицы, вылизываемые скулящими собаками. В давно не проветриваемом, жарко натопленном помещении, стоял спертый, тяжелый запах пота и пищи.

      – Что тебе надо, главный еврей? – герцог звучно отрыгнул, тяжело ворочая языком.

      – Хочешь кушать? Или евреи срочно решили выкреститься? – герцог натужно загоготал. – Или ты брезгуешь нашей едой? – он навалился на стол, с третьей попытки попав дрожащими руками в стоящее перед ним, почти не тронутое, огромное блюдо с хорошо прожаренным поросенком, погрузил обе руки глубоко вовнутрь и, выдрав огромный кусок, поднес его к своим выпученным глазам. Жир, сквозь пальцы, густо капал на камзол.

      – На, ешь! – он резко протянул мясо Иосифу.

      Иосиф инстинктивно отшатнулся.

      – Что, не хочешь? Боишься своего Бога? Так его здесь нет. Он ничего не узнает, если я ему не скажу. – Ну! – зарычал герцог. – Какого черта, как ты посмел сюда явиться?

      Гости – двенадцать человек разного возраста – начали шевелиться, возвращались к жизни, тупо глядя на Иосифа, и пытаясь сосредоточиться на происходящем.

      – Ты, жалкий еврей, – герцог, увидя оживление своих собутыльников, разыгрывал спектакль, – должен являться, когда тебя вызывают. Я тебя