Энциклопедия русской души (сборник). Виктор Ерофеев

образумить действительность, слово сдалось – начались приколы. Я фильтрую базар, я строю людей, чумарю детей – чисто так, у меня все пучком, несмотря на то, что все так запущено.

      В советские времена машины ездили по ночам с подфарниками. Подфарники – это скромно. Когда коммунизм кончился, сами собой перешли на ближний свет. Тем самым заявили о себе. Активно. То же самое и постсоветский язык. Зажгли ближний свет. А некоторые стали ездить с дальним.

      Но те, что стали ездить с дальним, так быстро поехали, что половина из них оказалась в Москва-реке. Их там постоянно вылавливали. И потому язык выбрал все-таки ближний свет.

      Он освещает то, что есть: женские ноги, мусорные баки, тоску по надежде, всякую дрянь. Подфарники освещали только самих себя. А ближний свет – это уже свет.

Инсталляция пессимизма

      Поразительное чувство частичной правоты всех. Прав Грозный, обидевшийся на Курбского. Прав Николай, обидевшийся на декабристов. Прав Курбский, не стерпевший русского ренессанса. Прав обыватель, не верящий никому. Прав кабацкий Есенин. Прав мир искусств, отворачивающийся от вонючей России. Правы те, кто хочет имитировать Запад, вдохнуть в Россию его энергию. Никто не прав.

      – А слабо вам замириться с государством, найти в нем что-нибудь «милое»? – спросил меня Саша.

      Сомнительность попытки, квалифицируемой как предательство, мракобесие или усталость. «Милое» не находится, «милого» нет. Отчаянное пробуждение к вечным ценностям посреди говна. Хамское высокомерие вечно занятой собой власти, не имеющей времени объясниться с людьми. Новые обиды. Сила русской интеллигенции – внеправительственное мышление. Оно же – вечная слабость. Бесконечное письмо Белинского Гоголю.

      Теперь, глядя на то, что случилось, мне кажется, что это произошло не со мной. В России быть пессимистом – как отстреляться. Ничего не принять, никого не признать. Стоишь – поплевываешь. Если будет лучше, чем ты сказал – забудут. Если хуже, призовут к ответственности: «Ты обещал!»

      Редкие случаи благородного служения отчизне, никогда не признаваемые подозрительными современниками. Неверие в собственность, нажитую нечестно. Зуд передела. Горечь во рту – основной привкус родины. Неспособность заставить страну работать на себя. Неспособность преодолеть извечную отчужденность государства от человека. Бесконечное нытье. Словоблудие диссиды. Мартиролог. Бесконечный сволочизм русской жизни. Когда жизнь идет вопреки жизни. Возведение отчаяния в степень героизма и последней национальной истины. Разочарование диктует отвращение к стране.

      – Дух Лермонтова, – обобщил Саша.

      Мы не могли с ним наговориться. Мы говорили и обобщали. Ночи напролет. Наши слова сливались в экстазе.

      Пробуждение кондовой России. Она выдвигает идею предательства, соблазна совращения страны Западом, евреями, грамотеями. Все забывается. И повторяется. Долгая ночь политических разборок, которых за глаза хватает на целое поколение.

      В чем чудо России? В русской