Остров фарисеев. Путь святого. Гротески (сборник). Джон Голсуорси

принять меня; тогда я сел и стал ждать. Часа через два чей-то голос проревел: «Как, эта скотина все еще здесь?» И в комнате появляется сам консул.

      «У меня ничего нет для таких, как ты, – говорит он. – А ну, убирайся отсюда!»

      «Взгляните на меня, мосье, – говорю я. – На что я похож – одна кожа да кости. Я, право, очень нуждаюсь в помощи».

      «Убирайся отсюда, – кричит он, – или я позову полицию!»

      Я не двинулся с места. Прошел еще час, и в комнате снова появился консул.

      «Ты все еще здесь? – говорит он. – Позовите полицейского».

      Приходит полицейский.

      «Сержант, – говорит консул, – вышвырните отсюда этого субъекта».

      «Сержант, – говорю я, – этот дом – территория Франции!»

      Разумеется, я сказал это с тонким расчетом: в Германии не питают особой любви к тем, кто защищает интересы французов.

      «Он прав, – говорит полицейский, – я тут ничего не могу поделать».

      «Вы отказываетесь?»

      «Категорически».

      И он ушел.

      «Ты думаешь, что чего-нибудь добьешься, если будешь здесь торчать?» – спрашивает консул.

      «Мне нечего есть и пить и негде спать», – говорю я.

      «Сколько тебе дать, чтобы ты ушел?»

      «Десять марок».

      «Держи и убирайся вон!»

      – Уверяю вас, мосье, нужно иметь очень толстую кожу, чтобы жить на счет консулов, – закончил свой рассказ Ферран.

      Его пожелтевшие от табака пальцы медленно вертели окурок, а губы насмешливо подергивались. Шелтон же подумал о том, как мало он сам знает жизнь. Кажется, не было случая, чтобы он хоть раз лег спать с пустым желудком.

      – Вы, видимо, часто голодали, – едва слышно произнес Шелтон. Ему, который всегда ел вкусно и вдоволь, голод представлялся чем-то романтичным.

      Ферран усмехнулся.

      – Самое большее – четыре дня подряд, – ответил он. – Вы, пожалуй, этому не поверите… Дело было в Париже, и я проиграл последние деньги на скачках. Мне должны были прислать кое-что из дому, но я все не получал перевода. Четверо суток я жил на одной воде. Я был превосходно одет, и у меня были драгоценности, но мне даже в голову не приходило заложить их. Больше всего я страдал от мысли, что люди могут догадаться о моем бедственном положении. Сейчас вам трудно представить себе меня таким, правда?

      – Сколько вам было тогда лет? – спросил Шелтон.

      – Семнадцать. Забавно вспомнить, каким бываешь в эти годы.

      И перед мысленным взором Шелтона сразу возникла фигура хорошо одетого юноши с нежным выразительным лицом, который без устали бродит по улицам Парижа, опасаясь, как бы окружающие не заметили, до чего он голоден. Рассказ Феррана мог служить весьма ценной иллюстрацией скудости житейского опыта Шелтона. Но Шелтон был внезапно выведен из раздумья: взглянув на Феррана, он, к своему ужасу, увидел, что по щекам молодого человека катятся слезы.

      – Я слишком много страдал, – пробормотал тот. – Не все ли мне теперь равно, что