Михаил Строгов (сборник). Жюль Верн

был англичанин, другой – француз. Оба они были худощавы и высокого роста, но этим и ограничивалось их сходство, во всем же остальном эти два человека представляли самый разительный контраст. Первый был, подобно большинству своих соотечественников, невозмутимо-флегматичен, скуп на слова и на жесты, тогда как второй был олицетворенная живость: не только лицо его, но и все движения принимали участие в разговоре; а глаза его пронизывали насквозь и замечали все, что вокруг происходит. Зато собеседник его мог похвастаться удивительно развитым слухом: он тотчас запоминал раз услышанный голос и безошибочно мог узнать его даже спустя несколько лет. Острое зрение и тонкий слух были весьма ценны для обоих, так как англичанин состоял корреспондентом «Ежедневного Телеграфа»; что же касается его коллеги, то он никому не сообщал, в какой газете или в каких газетах сотрудничает, а говорил в шутку, что переписывается со своей кузиной. Имя французского корреспондента было Альсид Жоливе, имя англичанина Гарри Блаунт. В качестве представителей печати оба они получили доступ во дворец и тут встретились впервые. Соревнование побудило их вступить в беседу, в которой каждый мог незаметно выпытать все, что известно другому.

      – Не правда ли, какой роскошный бал? – заметил Жоливе. – Великолепный!

      – Я уже телеграфировал об этом, – невозмутимо отвечал Гарри Блаунт.

      – Впрочем, – продолжал его собеседник, – я сообщил моей кузине…

      – Какой кузине? – спросил изумленный англичанин.

      – Ах да, я вам еще не говорил, что состою в переписке с моей кузиной Мадленой. Она любит своевременные и точные известия, а потому я счел долгом сообщить ей, что государь показался мне чем-то озабоченным.

      – Я этого не нахожу, – уклончиво заметил англичанин.

      – А помните ли вы, господин Блаунт, что в 1812 году, когда императору Александру I в самом разгаре бала донесли, что Наполеон перешел со своим авангардом Неман, он остался на балу и выказал столько же хладнокровия…

      – Сколько наш августейший хозяин, – перебил английский корреспондент, – когда генерал Кисов доложил ему, что изменники испортили телеграфный провод между азиатской границей и Иркутском.

      – А вам это уже известно?

      – Без сомнения.

      – Впрочем, и у меня были на этот счет довольно точные сведения, – самодовольно заметил Альсид Жоливе, – и моя последняя телеграмма была из Нижнеудинска.

      – А моя из Красноярска, – с не меньшим самодовольством возразил Блаунт.

      – А знаете ли вы, какой приказ послан войскам в Николаевск?

      – Знаю, равно и как и то, что тобольские казаки получили предписание выступить в город.

      – Совершенно верно, господин Блаунт, и я завтра же поделюсь этими новостями с моей кузиной.

      – А я с подписчиками «Ежедневного Телеграфа», господин Жоливе.

      – Как видно, нам предстоят интересные наблюдения, и мы, верно, еще не раз встретимся, – сказал француз.

      Тут оба корреспондента расстались, в душе очень