Трилогия о Дхане и Земле. Книга третья. Невидимый враг. Андрей Гаральдович Прудковский

ту сквашу… Да ещё Милочку надо дождаться, всё мне ей надо передать… Лезь обратно на свою лежанку и не мешай!

      – Ладно, – проворчал дед, – погодим ещё. А то уж зажились мы на белом свете. Ночью мне всё ангелы снятся, всё приглашают в путь далёкий неведомый…

      – Успеем, – ответила его жена, – туда ещё никто не опаздывал!

      Была, была у неё причина, которую не хотела она обсуждать со старым. Не знал он многого про свою жену, а главное, не знал, сколько ей на самом деле лет. Давно это было – уж лет сто пятьдесят, как минимум. Похоронил тогда Пахом свою первую жену. Заболела та какой-то неведомой болезнью и сгорела в три дня. А на следующий день явилась она – как знала, где болящая – сразу в его дом. Думала спасти, но опоздала.

      – Прости, Пахом, не помогла я твоей жинке…

      Так и осталась с неутешным мужиком, глядела, чтобы руки на себя не наложил, а потом он и сам не мог её от себя отпустить. Прижилась у него женщина со странным именем Терра, стала его женой. Вот только детей у них не было: Террочка-то тоже ведь не молоденькая была. Сколько ей лет, никто не спрашивал, а то, что более полувека, все понимали. Ну да Пахом не унывал, ведь от первой жены у него были дочери, обе уже замужем, и у каждой по паре детишек: у одной – сыновья, у другой – дочки, у тех – свои дети и внуки. Вот младшую прапраправнучку – Милочку – и хотела дождаться Терра перед своим последним путешествием.

      А Пахом всё перебирал случаи из своей жизни. Много было всякого… Вот его везут домой на телеге – на лесоповале бревном ногу перебило. Террочка встречает, хлопочет, топит баньку, квасом – сама делала! – отпаивает. А потом – в постель, и говорит, и говорит шёпотом, и ногу его гладит… А боль уходит, уходит… И засыпает Пахом. Утром проснулся – нога не болит.

      – Как это случилось, жинка?! Твоя работа?

      – Что ты, что ты! Да ничего у тебя и не было! Ушибся маленько! В баньке попарился – вот и прошло.

      А как однажды ночью ввалились к ним в избу пятеро мужиков звероватого вида…

      – Вставай хозяин, давай корми, а жена твоя пусть пляшет-развлекает.

      Террочка проснулась и уставилась глазищами на главного. А того ноги держать перестали, сел он на пол и заскулил тонким голосом:

      – Прости, хозяйка! Мы ведь не то! Пошутить только вздумали!

      – Ну, пошутили и хватит! Идите своей дорогой!

      Попятились мужики – и за дверь, а их главный так на карачках и выполз.

      – Чего это они, жена?

      – Совесть ещё не всю потеряли! Вот и ушли восвояси.

      И вечно к жене соседи ходили… Как у кого беда, сразу к Терре, мол, то-то и то-то. Чем уж могла им помочь его жена, Пахом не понимал. Ну, поговорят они с Террой и что? А уходят – довольные.

      – Жинка, чем ты их берёшь? Вот со мною говорить не хотят, а к тебе тянутся!

      – Чего ж удивительного, человеку ласка нужна! А от тебя какая ласка?

      Пахом думал, действительно, какая от него ласка. Вот если что-то сделать надо из дерева – стол, комод, шкаф – вот тут Пахом всем был нужен. А утешать страждущих – увольте. Пусть жена утешает!

      А ведь и не случалось в деревне никаких бед. Откуда бы взялись страждущие?.. Разве что с детишками их, разлетевшимися по белу свету. Петька, телепат деревенский, почту передавал добросовестно. И пить перестал. Кстати, когда это он пить-то перестал? Ведь как раз в ту пору, когда появилась в их деревне Терра…

      Но этого не может быть! Терра Петьку и не знала тогда. Да и с какой стати ей с ним встречаться. Писем его жена никогда не получала. А когда он спрашивал, говорила:

      – Не осталось у меня родственников. Одна я на свете. Вот только тебя и дал мне Бог под конец жизни.

      – Да какой конец? – удивлялся Пахом. – Мы оба ещё молодые, только полвека прожили…

      Потом уже приходилось говорить, что не полвека, а век… А там и полторы сотни лет…

      Пахом к тому времени привык уже, что в деревне у них много долгожителей. И они с Террой – не самые старые. Но в последнее время что-то разладилось у Пахома. Вроде, и не болезнь, а какая-то усталость. Всё-то он видел, всё у него было. Да и соседи тоже как-то не веселы. Всё у них в порядке, а радости нет.

      – Зажились мы на свете, – сказала ему как-то стовосьмидесятилетняя соседка, которую он помнил ещё маленькой девочкой.

      – И правда, старуха, – подумал Пахом, – Старуха! А нам не пора?

      – Пора! Пора, – ответила тогда жена. – Но подожди ещё немного.

      – Дед! Хватит дремать! Гости едут!

      Пахом встрепенулся и слез, наконец, с печки.

      – Откуда ты знаешь?

      – Слушай! – Сквозь шум ветра в кронах деревьев пробивался тихий звон далёкого колокольчика.

      – Едут! Едут!

      И действительно, во двор влетела тройка. В знакомом крытом возке – сам его делал – праправнучка Белла со своей дочуркой Милой.

      Они чаще остальных приезжали