Каждый день самоубийство. Виктор Пронин

шкафчиками, старыми кроватными сетками, всем тем, что не помещается в комнате и что жалко выбросить на свалку. На длинном, мохнатом от копоти шнуре висела маленькая лампочка, вырванный из гнезда выключатель болтался на проводах, двери провисли от тяжести окаменевших слоев краски и запоров...

      – В какой комнате жила девушка? – спросил Демин.

      – А вот, – Сутарихина, не глядя, кивнула на высокую двустворчатую дверь и тут же снова бросилась в темноту коридора.

      – Гражданка Сутарихина! – громко и властно сказал участковый таким голосом, каким никто здесь никогда, наверное, не разговаривал, – будто команду отдал. Сутарихина не только остановилась, она распрямилась и послушно повернулась ко всем лицом. – Вот этот товарищ, – участковый говорил все тем же зычным голосом, – хочет с вами побеседовать. У него к вам вопросы, касающиеся смерти вашей соседки Натальи Селивановой. Вам все понятно?

      – А чего ж тут понимать... Все как есть понятно. А вопросы... Чего ж не ответить, отвечу.

      – Не в коридоре же! – укоризненно сказал участковый.

      – Да, конечно... – Сутарихина сделала приглашающее движение рукой. Заходите, мол, если уж это так необходимо. – Только у меня не прибрано, не до того сегодня...

      – Ничего, он человек закаленный, к трудностям привык, стерпит ваш беспорядок.

      – Вот что, ребята, – повернулся Демин к оперативникам, – принимайтесь за работу. Особое внимание – не было ли у нее гостя. Ну и, конечно, телефоны, адреса, переписка и так далее. Понятые здесь? Отлично.

      Демин подождал, пока участковый откроет дверь, тоже вошел, огляделся. Кроме нескольких щепок, оставшихся после того, как утром пришлось взламывать дверь, в комнате не было заметно никакого беспорядка. Толстая накидка на диване, полированный стол, на котором стояла начатая бутылка виски, тяжелые шторы на окне, почти весь пол закрывал красный синтетический ковер.

      – Ничего гнездышко, а, Валя? – заметил участковый.

      – Да, вполне ничего, – согласился Демин. – Ладно, ребята, вы трудитесь, а я с соседкой побеседую.

      Сутарихина смотрела на вошедшего Демина с явной растерянностью. Ну вот, дескать, ты хотел войти, посмотреть, как я живу, смотри. Старая кровать с никелированными шариками, с наспех наброшенным суконным одеялом, деревянная рама с множеством фотографий под стеклом, будильник, стол, накрытый выцветшей клеенкой, сковородка с застывшей картошкой... Все говорило о нужде, невеселой жизни, может быть – доживании.

      – Проходите, коли вошли. – Сутарихина как-то неумело улыбнулась, не часто, видно, ей приходилось улыбаться. – В дверях-то чего стоять... – Подхватив полотенце, она протерла табуретку для гостя. Демин еще раз осмотрел комнату, и Сутарихина настороженно проследила за его взглядом. – Небогато живем, но не жалуемся, – сказала она.

      – Я смотрю, родни у вас, – Демин показал на раму с фотографиями.

      – Много родни, – согласилась Сутарихина. – Было.

      – Вон как... Вы уж простите...

      – Ладно, чего там...

      – Соседка ваша,