Стальной лабиринт. Александр Зорич

генератор было решено не включать в целях маскировки. Затем он обстоятельно вытерся полотенцем с эмблемой древней какой-то Олимпиады (он тогда еще в младшую школу ходил и звался «Косенькой»).

      Натягивая штаны, Растов слушал доклад комвзвода Соснина.

      – …Без происшествий. Также было получено кодированное сообщение от комбата. Он со штабом и разведротой прибудет в точку сбора три километра северо-западнее лесхоза к десяти ноль-ноль текущих суток.

      Растов поглядел на часы. Семь тридцать, однако! Времени – вагон.

      – Что-нибудь о противнике? – спросил он у Соснина.

      – Выполняя ваше приказание, мы активные средства, включая беспилотники, не применяли. Радиоперехват позволяет судить, что клонский танковый батальон остался на позициях у высоты 74. Но сами понимаете, товарищ капитан, если они двинули в лес на разведку пешком, то мы их никак выявить не могли…

      – Разумно, – вздохнул Растов.

      Капитан отпустил Соснина и уже собирался попросить у Ипполитыча (за ночь прозвище пристало к хозяину намертво) чаю и завтрак, когда к нему подошел взволнованный Субота.

      – Разрешите обратиться!

      – Что у тебя, Серега? – спросил Растов.

      – Голубь! Почтовый! Сейчас его Фомин сторожит!

      – Не морочь мне голову, честное слово, – отмахнулся Растов, шагая к летней кухне, где маячили татуировки Ипполитыча. – Юннаты нашлись… Вы еще ежика подберите, чтоб кормить его молоком из мисочки! Тогда голубю будет нескучно в компании…

      – Так не просто голубь! Почтовый, я же говорю!

      – И что «почтовый»?

      – Принес почту! Донесение! Доставил!

      – От кого? – Растов поглядел на Суботу своим самым усталым взглядом.

      – Не знаю… Там столбцы цифр… Шифр.

      – Где вы его вообще взяли, этого голубя?

      – А тут у него голубятня… У Ипполитыча! Вы не заметили разве?

      До Растова наконец начало доходить, что дело, которое не стоило выеденного голубиного яйца еще минуту назад, стремительно приобретает высшую ценность.

      – Ипполитыч, тут Серега говорит, тебе письмо, – опершись о дверной косяк с самым хулиганским видом, сказал Растов. В обществе Ипполитыча он сразу молодел на десять лет, и бремя ответственности, навалившееся на его командирские плечи с началом войны, казалось, легчало.

      – От кого еще? – удивился егерь.

      – А шут знает… Оно шифрованное. Может, от твоей подружки.

      – Моих подружек, сынок, уже черви на погосте доедают, – не оценил комплимента Ипполитыч.

      – Поглядите, вот, – Субота протянул старику замусоленную бумажку.

      Она была покрыта неровными столбцами цифр, написанными от руки всепогодным офицерским карандашом. Такой карандаш способен оставлять след даже под водой высокой солености. Даже на льду.

      – «Два по сто и еще двести», – вслух прочел Ипполитыч. – Я, пожалуй, столько не выпью… Возраст уже.

      – То есть вы не знаете ключа к этому шифру? – уточнил Растов.

      – Да