Привал с выдернутой чекой. Анатолий Гончар

Настоящие мужчины не станут заливать страх водкой». Тьфу! – Он смачно сплюнул. А я мысленно заулыбался – приятно осознавать, что не только мы поднадзорные кролики.

      – Что происходит-то? – Кузьма Иванович огляделся по сторонам, словно в поисках истины.

      Вот тут я им и выдал свою версию про психолога и его бесчеловечные методы. Одно не стал уточнять, что это мои собственные умозаключения. Ох они распетушись, никогда бы не подумал, что летуны так свирепеть могут. С большим трудом уговорил их бучу не поднимать, оставить все как есть. Даже пришлось спиртом из спиртовой горелки пожертвовать. Зато теперь вертолетчики и спецназ – дружба навек. Впрочем, она и до того крепкая была – мы друг на друга завязаны. Они нас возят, мы их, если что, в смысле собьют кого, вытаскиваем. И коль им отдыхать не охота, так пусть нам кайф не обламывают. Летчики пообещали молчать, но добавили, что, мол, когда процедура реабилитации закончится, они нажрутся и обязательно набьют морду своим оппонентам. Я не возражал.

      – Лады, – сказал Дружинин, – вы отдыхайте, а мы свою ласточку восстанавливать пойдем.

      – Что, она еще будет летать? – недоверчиво покосился я на собеседников.

      – Само собой. – Кузьма Иванович весело улыбнулся. – Ребята из рембригады обещали в три дня в строй поставить!

      – Неплохо! – одобрительно закивал я головой, сильно удивленный таким поворотом дела. А ведь как падали, а на деревья как рухнули? Сколько вершин и стволов поломали… и три дня… Круто!

      – Бывай! – попрощались вертолетчики и пошли к себе, благо палатки летчиков располагались неподалеку.

      Глава 3

      Привычного утреннего построения не было. А нашу группу и вообще не трогали. Остальные разведчики, забрав из пирамиды оружие, удалились на занятия. Время шло, мы выспались, даже посмотрели кино. И лично мне маяться от безделья надоело.

      – Парни, нам необходимо провести разбор полетов, – сообщил я им. – Время нам определили «по выбору стреляющего», поэтому предлагаю не затягивать и «отстреляться» сразу, то есть сейчас.

      – Сейчас – это когда? – поинтересовался вездесущий Бубликов.

      – Сейчас – это значит сейчас. – Я поглядел на часы. – Если согласны, пойду ротному доложу.

      – Сейчас? – хмыкнул рывшийся в рюкзаке Болотников. – Так начальство из-за нас и подорвется! Сомнительно. Нихренасеньки они на нас ориентироваться не будут. Им проще нас в удобное для них время выдернуть.

      – Обещали, – напомнил я, – но посмотрим. Понятно, что сразу не кинутся, поэтому на всякий случай скажем, что готовы «дать показания» через час. За час наверняка соберутся, не захотят же они травмировать нашу психику, – улыбнулся я. – Только смотрите никуда не разбредайтесь, на месте будьте.

      – Есть, товарищ старший лейтенант! – козырнул мне чертов Бублик.

      – Тогда я до ротного. – Я надел камуфляж, берцы и из освежающей прохлады палатки вышел в душный день сирийского дня.

      Подойдя к двери канцелярской палатки, я, как и положено, испросил разрешения.

      – Разрешите?

      – Заходи,