Скиталец, сын ветров. Геннадий Демарев

обращение по имени, а не: «Ей, ты, один из тысячи!» Прости, по-другому объяснить не могу. Не подумай, что я защищаю права печенья… Да и практичнее намного, если знаешь название рецепта: захочешь в следующий раз испечь именно его, а найти рецепт не сможешь… Ведь ты не помнишь его название…

      Не закончив мысль, Артур замолчал, сомкнув пальцы рук. В голове возник странный, ничем необъяснимый, порождённый детским страхом хаос.

      – Всё в порядке, – спасая ситуацию, кивнул Борис. – Я тебя понял. Да… Ты всё верно говоришь.

      В комнате повисла тишина. Почему-то ни один из присутствующих не решался возобновить разговор. Из-за этого с каждым мгновением тишина становилась всё более угнетающей, мрачной и тяжёлой.

      Ещё немного выждав, Артур, сославшись на дела, изъявил желание уйти. Он встал и, ничего не говоря, направился к двери.

      – Я лучше пойду, отец, – извиняющимся тоном произнёс он.

      – Что случилось? – испуганно вскочил с места старик. – Артур, постой! У тебя что-то произошло? Я не хотел тебя обидеть. Не подумай…

      Слова застряли у Бориса Алексеевича в горле.

      Сын посмотрел в сторону, затем перевёл взор на отца.

      – Да обижаться не на что, папа…

      Веремеев-отец снова оказался в тупике. Так случалось всегда, не только сегодня. В этом то и заключалась та самая сложность общения.

      – Ты не понимаешь… – начал было старик, но вдруг осёкся на полуслове.

      Он хотел сказать что-то ещё, но множество вариантов промелькнувших в уме, привели его к выводу, что они всё равно не решат проблемы.

      – Прости. Дело ведь не в печенье… Это – всего лишь повод. Просто, едва ты вошёл, я сразу понял, что с тобой что-то не так. Опять проблемы на работе? Сынок, поделись со мной, расскажи.

      Его голос прозвучал слабо и хрипло…

      Однако Артура это, похоже, нисколько не тронуло. По крайней мере, внешне он сохранял холодность и невозмутимость, и только по его глазам можно было определить, что его сердце преисполнено болью и самоистязанием.

      – Не проси у меня прощения, папа, – виновато, но вымученно улыбнувшись, сказал он. – В самый раз извиниться бы мне перед тобой.

      – Ты снова ничего не понял, – старик прикоснулся к руке сына, – Артур, я прошу прощения не за сегодняшний разговор, а за то, что создал тебя таким. Ведь кто, как не я, твой родной отец, наградил тебя всем этими свойствами? Теперь ты страдаешь. Тебе сложно общаться со мной, с Серёжей. Ты постоянно меняешь работу, потому что не находишь нигде понимания… Будь я другим, возможно, и не заметил бы этого. Но я такой, какой есть. Твои склонности – это полностью моя вина. Я хочу, чтобы ты обрёл свой мир и того человека, который понимал бы тебя «от» и «до». Только для начала, всё же, нужно найти себя… Без этого никак… Тебе следует запомнить, что твои проблемы – они и мои проблемы, твоё плохое настроение – это и мои бессонные ночи. Связь между нами не теряется ни на минуту. Понимаешь?

      Артур, впав в некоторое замешательство, отвёл взгляд.

      – Я хочу, чтобы ты спал спокойно, – произнёс он.

      – Понятно… – вздохнул