Наёмный самоубийца, или Суд над победителем. Повести и рассказы. Геннадий Викторович Логинов

Да и как может сойти с ума та, которой нет? А теперь прошу меня, выслушай серьёзно и не перебивай. У тебя никогда не было любимой по имени Аврора, и она никогда не рожала тебе сына. Я – всего лишь осколок твоей собственной психики, у которого получилось в какой-то момент принять оформленную визуализированную форму и обрести самосознание. У меня есть доступ к твоей памяти, ощущениям, чувствам. Я познаю мир через тебя. Чувствую вкус еды, которую ты ешь, и вина, которое ты пьёшь. Ароматы цветов, которые ты вдыхаешь. Чувствую твою радость и боль, удовольствие и страдание. Ты – видел и чувствовал лишь то, что хотела я, не видя и не чувствуя того, чего я не хотела. Я люблю тебя и дорожу тобой. И именно поэтому я должна тебя оставить и отпустить. Раствориться и навеки остаться частью тебя, чтобы ты был счастлив за нас обоих.

      – Солнце моё, что за чушь ты несёшь? Как вообще этот бред возможно выслушивать всерьёз? – цепляясь за тростинку надежды, вопрошал художник.

      – Увы. Я хотела бы быть иной – человеком из плоти и крови. Но я – всего лишь фантом, мираж, частица твоего собственного сознания. За всё время, что мы были вместе, я ни разу не подняла бокала вина, не откусила кусочка яблока, не прикоснулась к тебе… – с тоской и болью выдохнула она. Словно почуяв неладное, ребёнок заплакал, и женщина принялась с любовью и заботой его раскачивать, тихо произнося успокаивающие слова.

      – Но погоди, а как же все те ночи, что мы провели вместе, те светлые дни, когда мы гуляли, взявшись за руки, плавали по озеру на лодке или вырезали на нашем дереве признания в любви? – держась за колотящееся сердце, отказывался соглашаться мужчина.

      – Милый мой, всё это тебе всего лишь показалось. К сожалению. И хотя я очень, очень сильно люблю тебя, ты – моя жизнь, а я – часть тебя, подобно ребру… – казалось, она хочет выразить всю боль и любовь в одной фразе, но не знает, как верно её сформулировать. – Я мечтаю лишь об одном – чтобы ты был счастлив. Но я не могу тебе это дать. И поэтому должна уйти. Будь счастлив, любимый…

      Приблизившись, она коснулась своими губами его губ и медленно, подобно тому, как утренний сумрак исчезает в лучах рассвета, растворилась в воздухе, как и задремавший в её руках ребёнок. Пребывая в таком потрясении, какое только возможно в подобных обстоятельствах, он прошёлся по комнате, не замечая, как роняет, разливая, краски, опрокидывает холсты и стулья. Держась одной рукой за стену, вдоль которой были развешаны всевозможные картины с Авророй и ребёнком, запечатленными вместе и порознь, он прошёл в детскую и, глядя на пустую колыбель, тихо подошёл и принялся раскачивать её, заливаясь слезами.

      Ну как же, как же их не было? Как могло их не быть? Ведь они играли, любили, дружили, оставив отпечаток в его сердце и душе. Как могло их не быть, когда он всё чувствовал и осознавал – даже не столько физически, сколько духом. И пусть они даже были нереальными для всех остальных – они были реальными для него.

      Почему