Точка опоры – точка невозврата. Лев Альтмарк

ты-то сам давно бросил? – Делаю глубокую затяжку и с сожалением поглядываю на Лёху.

      – Я не бросил, но, как юный пионер, бегаю тайком курить на улицу и в туалет.

      Так и быть, не станем испытывать фортуну, покурим в распахнутое окно.

      – Слушай, – доносится до меня Лёхин голос, – давай отправимся в ещё один адрес вместе. Ну, туда, где разговаривают только на иврите. За компанию с тобой развеюсь. А то уже надоело с шефом безвылазно сидеть и выслушивать его нравоучения.

      – Вы каждый день так плодотворно работаете?

      – Почему каждый день? Бывает, по нескольку дней здесь не появляемся. Тогда для меня кайф. Но когда нет ничего срочного, Винтерман требует, чтобы я никуда не отлучался. Оттого и футбол у нас в отделе допускается. Чтобы, так сказать, суровые будни подсластить…

      – Счастливые вы, ребята! – печально замечаю я. – У вас времени и на сладости хватает… Короче, выбирай, к кому пойдём, и собирайся. Я тебя принимаю назад под своё крыло.

      Пока я изучаю листок с данными нашего очередного клиента, Лёха звонит Винтерману и докладывает, что мы отбываем в неизвестном направлении и сегодня вряд ли вернёмся.

      – Ещё же двенадцати нет! – удивляюсь я. – Мы до вечера можем спокойно успеть посетить пару человек. Это как минимум. А если поднатужиться…

      – А зачем? Кто нас гонит? Трупов нет, общественность не негодует, начальство на пятки не наступает. Да и Винтерман ничего против иметь не будет. Он и сам посидит часов до четырёх-пяти и с чистой совестью домой отчалит…

      Я только качаю головой, потому что мне нечего сказать о нравах в их полицейском управлении. Да и не моё это дело – разовому презервативу менять устоявшийся распорядок в их тихом болотце. С другой стороны, это же мечта любого государства, чтобы его полиция маялась от безделья. На прежней моей родине у ментов работы было навалом. К громадному сожалению…

      Мы поехали на машине Штруделя, и я, чтобы не терять время, я изучаю листки дальше.

      – Итак, второго нашего клиента зовут… – Сперва читаю про себя, а потом повторяю вслух. – Иехизкиель Хадад. Ну, и имечко! Это ж как родителям надо было не любить своего сына, чтобы так назвать!

      – Это твоему российскому уху непривычно, – хохочет Лёха, не отрывая взгляда от дороги, – а у ребят из восточных общин, да ещё религиозных, такие имена в порядке вещей.

      – Пока мы не приехали, выдай про них какую-нибудь информацию. Чтобы лицом в грязь не ударить.

      Леха некоторое время помалкивает, вслушиваясь в разухабистую ивритскую песню по приёмнику, потом отвечает:

      – Что сказать об этой публике? Сам на месте прикинешь, что и как. Первый год в стране, что ли?

      – Твоё мнение хочу услышать.

      – Скажу одно: живут ребята по Торе. Или им кажется, что живут…

      – Понял. – Мне-то казалось, что у полицейских всегда больше информации о всяких закрытых группах населения, чем у нас, простых обывателей, изначально настроенных против любого, кто живёт иной жизнью, чем ты, но выходило, что это не всегда так. – Придётся ориентироваться по ходу дела…

      – Узнаю