Хуторок в степи. Валентин Петрович Катаев

конечно, не в Турции, потому что это одна шайка. Лучше всего в Италии, Швейцарии или в самой Франции. Можешь ты это для нас сделать?

      Петя с удивлением смотрел на Гаврика, стараясь понять, шутит он или говорит серьезно. Но у Гаврика было такое деловое выражение лица, что сомневаться не приходилось.

      – Конечно, могу, – сказал Петя, пожав плечами.

      – А где ты возьмешь деньги на марку? – пытливо спросил Гаврик.

      – Ну, вот еще! Мы же будем посылать письма тете! Словом, это не вопрос.

      – А то я тебе могу дать русский двугривенный на марку, ты его там поменяешь на ихние деньги.

      Петя усмехнулся.

      – Ты, брат, не строй из себя барина, – строго сказал Гаврик. – И помни, что это дело… как бы тебе объяснить… – Он хотел сказать: "партийное", но не сказал. Другого же подходящего слова подобрать не смог и лишь многозначительно покачал перед Петиным носом пальцем, запачканным типографской краской.

      – Понимаю, – серьезно кивнул головой Петя.

      – Это к тебе личная просьба Терентия, – после некоторого молчания сказал Гаврик, как бы желая объяснить всю важность поручения. – Понял?

      – Понял, – сказал Петя.

      Тогда, еще раз осмотревшись по сторонам, Гаврик вынул из кармана письмо, завернутое в газетную бумагу, чтобы не запачкалось.

      – Куда же я его спрячу?

      – А вот сюда.

      Гаврик снял с Петиной головы матросскую шапку и бережно засунул письмо за подкладку, не застроченную с одной стороны.

      Петя уже собирался ругнуть дядю Федю, так небрежно пошившего шапку, но в это время раздался очень густой и очень длинный пароходный гудок, почти на целую минуту заглушивший все разнообразные звуки порта. Когда же он вдруг, как отрезанный, прекратился и как бы улетел через весь город далеко в степь, а затем раздался снова, но уже на этот раз совсем короткий, как точка в конце длинного предложения, Петя увидел, что по трапу на пароход поднимаются пассажиры.

      Гаврик быстро надел на голову Пети шапку, расправил георгиевские ленты, и мальчики побежали назад к пароходу.

      – Имей в виду, – торопливо говорил Гаврик на бегу, – если засыпешься и тебя будут спрашивать, скажи, что ты его нашел, а лучше всего успей мелко порвать и выбросить, хотя в нем ничего особенного не написано. Так что ты не дрейфь.

      – Понимаю, понимаю, – отвечал Петя прыгающим голосом.

      – Петя!.. Петька!.. Петечка!.. – в три голоса кричали Василий Петрович, Павлик и тетя, выражая разные оттенки ужаса и бегая возле альпийских мешков и альпийского саквояжа.

      – Отвратительный мальчишка! – кипятился отец. – Ты доведешь меня до белого каления!

      – Где ты пропадал? Разве так можно? Уже первый гудок, а тебя нигде нет… А его, вообразите себе, нет, нигде нет! – взволнованно говорила тетя, обращаясь то к Пете, то к другим пассажирам, которых уже съехалось довольно много.

      – Мы чуть без тебя не уехали! – вопил Павлик на всю пристань.

      Итальянский матрос подхватил их вещи. Они пошли вверх по сходне, над таинственной щелью между бортом парохода