Страж нации. От расстрела парламента – до невооруженного восстания РГТЭУ. Сергей Бабурин

отдал приказ двум другим спецназовцам вывести меня из подсобки и присоединить к «остальным».

      Последнее, что я увидел, когда меня конвоировали наружу, это извивающийся под ударами возможный солдат и бородач, сползающий на землю после сопровождавшегося хрустом удара прикладом по позвоночнику.

      Заставляя держать руки сцепленными на затылке, меня толкнули к освещенному слева входу в подъезд. Вдруг группа людей, стоявших чуть поодаль, у припаркованных машин, среди которых я узнал своего помощника Алексея, стала кричать:

      – Сергей Николаевич, Сергей Николаевич! Не ходите туда!

      Один из конвоиров дал раздраженно очередь из автомата в сторону кричавших, к счастью, никого не задев. Но я понял, что просто так кричать не станут, и решительно повернул в сторону этой группы. К моему удивлению, конвоиры не стали препятствовать, но и не позволили мне присоединиться к стоявшим там товарищам по несчастью. Провели мимо, и вскоре доставили во временное расположение их части.

      Радостные крики «Бабурина задержали! Бабурина задержали!» меня вовсе не обрадовали. Вновь поставив меня к стенке, один из конвоиров пошел доложить. Вскоре среди окружившей меня толпы солдат показался командир.

      Приказав всем отойти, он сам, напротив, приблизился ко мне и, наклонившись к уху, тихо спросил:

      – Сергей Николаевич, вы помните Куликово поле?

      С удивлением вспомнил осень 1992 года, когда в составе большой делегации русских писателей и художников, возглавляемой Вячеславом Клыковым, Валерием Николаевичем и Светланой Федоровной Ганичевыми, я побывал на Куликовом поле в дни 600-летия кончины преподобного Сергия Радонежского.

      – Помню.

      – Мы там были вместе. Не волнуйтесь, все будет в порядке.

      Офицер распрямился и уже громко, совсем другим голосом скомандовал, чтобы с меня не спускали глаз, но чтобы ни один волос с моей головы не упал.

      Разрешили опустить руки и через какое-то время посадили в подъехавший «рафик». Вскоре ко мне присоединили избитого рязанского народного депутата В.Н. Любимова, соратника по фракции «Россия».

      На улице продолжали кипеть страсти. Стрельба, в средине дня практически прекратившаяся, с вечера вспыхнула с особым ожесточением.

      Глубокой ночью нас с В. Любимовым доставили в следственный изолятор на Петровку 38 и развели по разным камерам.

      Меня поместили в камеру № 20. С сокамерниками повезло – ими оказались депутаты Моссовета, члены комиссии по законности во главе с ее председателем А.А. Цоповым. Сокамерниками Любимова стали заместитель председателя Моссовета полковник милиции Ю.П. Седых-Бондаренко и бывший начальник УВД Москвы генерал В.С. Комиссаров.

      Зайдя в камеру и уточнив, где свободные нары, я лег и впервые за прошедшие дни крепко заснул.

      Жизнь в камере – это отдельная история.

      Освободили нас вечером 5 октября, вызвав по одному из камеры. Меня вызвали последним.

      Это ни с чем нельзя сравнить – ощущение остановившегося времени, когда сокамерников по одному