Забытый сон. Чингиз Абдуллаев

здесь женился, у меня выросли дети, появились внуки…

      Дронго повернул голову и посмотрел на водителя.

      – А теперь мне не дают гражданства, – с ожесточением сообщил тот. – А таких, как я, половина Латвии. Они говорят, что мне нужно сдавать специальный экзамен. А я не собираюсь этого делать. Не пойду сдавать никакого экзамена. Я прожил здесь тридцать лет, всегда честно работал, никого не убивал и не грабил, ни разу не был под судом. Почему мне не дают гражданства? Почему они считают меня человеком второго сорта?

      Дронго молчал.

      – Мы приезжали сюда жить и работать, – горько сказал водитель, – а теперь выяснилось, что все мы оккупанты. И я тоже оккупант. Говорят, что нужно было в свое время уехать в Россию. А кто меня там ждал? Кому я там был нужен? И как мне уехать, бросив дом, семью, детей, внуков? Куда ехать и на какие шиши? Кто мог уехать, уже давно в Англии или в Германии. И молодежь наша уезжает, не может устроиться здесь на приличную работу.

      – У вас нет паспорта? – поинтересовался Дронго.

      – У меня есть паспорт, что я не гражданин, – ответил водитель. – Вот такая петрушка. – Он повернул налево и мягко затормозил. Затем обернулся к Дронго: – Вас подождать?

      – Спасибо, не нужно. – Дронго расплатился и вылез из машины. – Удачи вам, – пожелал он водителю.

      – И вам, – ответил тот, довольный оставленными чаевыми.

      Когда машина отъехала, Дронго подошел к дому и нашел нужный подъезд. Дверь оказалась с кодом. Он оглянулся по сторонам. Как попасть в этот дом? Рядом никого. Нужно подождать кого-нибудь из соседей безо всякой уверенности, что здесь появится какой-нибудь прохожий в такое время суток. Черт возьми, как все это обидно! Часы показывали половину девятого. Он достал телефон и набрал номер Яковлевых. Никто по-прежнему не отвечал. Но если он правильно помнит, то они жили на первом этаже с правой стороны. И там сейчас горел свет в окнах, выходящих на балкон. Может, попытаться пройти по газону и бросить какой-нибудь камешек на их балкон? А если они не услышат? И вообще, где гарантия, что они по-прежнему живут в этом доме? Ведь прошло столько лет… Пиесис говорил, что Яковлева еще жива. Неужели жива? Она ведь тяжело болела в конце восьмидесятых.

      Влезать на балкон, конечно, нельзя. Его просто не поймут и в лучшем случае сдадут в полицию. Он услышал чьи-то шаги и обернулся. К нему подходил молодой человек лет восемнадцати с пакетом в руках. Очевидно, парень ходил в магазин. Было видно, что он несет хлеб, кефир, какие-то продукты. Незнакомец подошел к дверям подъезда, собираясь набрать код.

      – Извините, – шагнул к нему Дронго, – вы не знаете, здесь живут Яковлевы?

      – Какие Яковлевы? – насторожился молодой человек.

      – Они жили на первом этаже с правой стороны, – показал Дронго.

      – Это наша квартира, – ответил молодой человек, вглядываясь в гостя, – а кто вы такой?

      – Здесь живет Сюзанна Силивесторовна? – уточнил Дронго.

      – Вы из Баку? – вдруг спросил молодой человек. – Я, кажется, вас узнаю. Но мне было тогда четыре года. Я Юрис, ее внук. Вы меня