Зеркальщик. Филипп Ванденберг

сделать невозможное, мы не позволим ни одной силе мира помешать нам. Я никогда не думал, что вы способны справиться с поставленной задачей за такое короткое время.

      Мельцер пожал плечами, словно хотел сказать: в таком случае вы недооценили меня, мастер Лин Тао.

      В тот же миг громкий крик заглушил шум плавильной печи и поскрипывание печатного пресса, и к Лин Тао приблизился высокий мужчина в длинном черном плаще и с капюшоном на голове, сопровождаемый бурно протестовавшим китайцем. Лин Тао был удивлен внезапным появлением незнакомца, ведь маленькая боковая дверь находилась под тщательным наблюдением. Лин Тао возмущенно вскричал:

      – Как вы сюда попали, чужак, и что вам здесь нужно?!

      Незнакомец подобрал полы своего плаща, изящно приставил левую ногу к правой, поклонился и грациозным движением отбросил накидку в сторону, так что стали видны завязанные на коленях панталоны и сверкающий золотым шитьем камзол. При этом непрошеный гость произнес:

      – Простите, мастер Лин Тао, что я вошел без вашего позволения, но этот пес в обличье стражника отказался сообщить о моем прибытии! – Человек в плаще вытянул левую руку, указав на своего преследователя. (Нетрудно было понять, что рука эта сделана не из плоти и крови, а из дерева.) И добавил:

      – Мое имя – Энрико Коззани, я посланник республики Генуя.

      Лин Тао отпрянул, сбитый с толку манерами незваного гостя. Похоже, присутствие в лаборатории генуэзца было нежелательным, и китаец сердито ответил:

      – Не припомню, чтобы я приглашал вас, генуэзец!

      – Нет, наверняка не приглашали, мастер Лин Тао.

      – Откуда вам известно мое имя?

      – Господин, – неохотно ответил Коззани, – я посланник Супербы. Так называют республику Генуя, а «ла суперба» означает «великая», «великолепная», «могущественная». Это значит, что от нас, генуэзцев, не скроется ничто из происходящего в этом мире. Вы меня понимаете? – При этом генуэзец подмигнул мастеру Лин Тао.

      – Нет, – ответил китаец. – Боюсь, генуэзец, вам придется выразиться яснее.

      Коззани засмеялся и окинул взглядом рабочих, станки, с которых размеренно сходили индульгенции.

      – Ну, – произнес он, – от шпионов республики Генуя не укрылось, что в далеком Китае было сделано открытие, призванное изменить мир. Вы научились писать быстрее, чем тысяча монахов, и притом с точностью, доступной только автору труда.

      Но казалось, ничто не может вывести Лин Тао из равновесия. Он закатил рукава своего плаща и сказал по обыкновению певуче, хитро поблескивая глазами:

      – Да-да, европейцы думают, что это они основоположники культуры, но китайская культура не только старше, она также превосходит вашу в изобретательности.

      Генуэзский посланник вздохнул.

      – Мастер Лин Тао, мне все равно, хитрее китайцы, чем европейцы, или европейцы хитрее, чем китайцы. Суперба отправила меня в Константинополь, чтобы я привез вашу тайну в Геную. Видите ли, мы, генуэзцы, богаты и могущественны, наши корабли пересекают все моря мира. Мы