Самовар, разлив, граната. Гид по неприятностям. Эдуард Веркин

уверенно ступил на дорогу.

      – Опять… – устало сказал Генка. – У меня дежавю…

      – Надо держаться дороги и никуда не сворачивать, – предложил Витька. – Тогда есть шанс…

      – На что? На самовар?

      – На то, что домой вернёмся.

      – Не унывать! – призвал Жмуркин. – Всё будет хорошо! Где ваш оптимизм?

      – Кончился у нас оптимизм, – буркнул Генка. – Фатализм вместо него завезли.

      Витька оценил, а Жмуркин не рассмеялся и стал рассказывать про самовар, за которым они шли в глуши. В его представлении это был не просто какой-то там самовар, пусть и дорогой, нет, это был знак. ЗНАК. Жмуркин говорил, что он, как индивидуум, давно застыл в интеллектуальном кризисе. Для Жмуркина настала смутная душевная пора, прежние жизненные ориентиры уже не манят, а новых пока не образовалось, и он, Жмуркин, утратил горизонт и векторы. Но тут случился этот самый самовар.

      И Жмуркин воспринимал этот самовар как знак, посланный свыше. Самовар поможет, самовар направит.

      – Этот самовар станет переломом! – энергично воскликнул Жмуркин. – Этот самовар – перст судьбы! Мы найдём самовар, и над нами засияет заря новой надежды.

      Витька шагал последним, Жмуркина он не особо слушал, потому что не очень верил в самовар судьбы. Витьку занимало другое – зачем он пошёл? Зачем они с Генкой пошли? Он, Витька, не томился смысложизненными проблемами и горизонтов не утрачивал. Зачем тогда?

      Ответа Витька не находил.

      Генка, похоже, в самовар предназначения тоже не сильно верил. Особенно в квадратный. Квадратный самовар – это всё равно что круглая балалайка.

      Дорога тянулась и тянулась через лес, навстречу не попадались ни машины, ни пешеходы, но природа вокруг была хороша, щебетали птички, кое-где цвели фиолетовые подснежники, и Витька постепенно оттаивал. Голова сделалась легче, в горле больше не першило, настроение от воздуха и солнца постепенно улучшилось, и температура не подступала, дышалось легко.

      Генка же был обычно мрачен, шагал, ссутулившись, жевал сорванную еловую веточку, и по виду ни о чём хорошем не думал.

      Жмуркина, кажется, тоже отпустило, он перестал болтать и теперь шагал сосредоточенно, глядя под ноги.

      Через час они вышли к мосту.

      – Опять мост, – печально сказал Генка.

      – Сгоревший мост, – уточнил Витька. – Мост в никуда…

      Мост на самом деле был негодящий. Вся правая его часть выгорела, а от левой остались только перила и ещё немного досок под ними. По виду всё это выглядело решительно непроходимо, хотя сама Вожга была здесь и неширока.

      – Ну вот, – сказал Жмуркин, – всё понятно. Почему самовар уцелел. Сюда просто давно никто не ездит. Мост сгорел, а больше в Ежовку никаких дорог.

      – Интересно, почему он сгорел? – спросил Витька.

      – Да мало ли? – пожал плечами Жмуркин. – Молния ударила, вот и сгорел. Или окурок кто-то бросил. А что?

      – Да нет, просто… – Витька пнул сохранившуюся часть моста. – Не знаю.

      – А почему не починили? – Генка тоже попинал