Бумажный занавес, стеклянная корона. Елена Михалкова

в компании пластикового персика и журналистки. Та, не спрашивая разрешения, придвинула стул, выложила перед собой диктофон.

      – Клянусь говорить правду, только правду и ничего кроме правды, – сказала Ася, сохраняя серьезное лицо.

      Ей вдруг стало легко. Все получится. Она молодец, она умница, она, кажется, понравилась Виктору. От этой мысли хотелось петь и прыгать на одной ножке. Понравилась, понравилась! И еще он сразу заявил, что она красавица, а ведь первое впечатление очень важно.

      – Знаете, а вы совершенно не похожи на ваших предшественниц, – внезапно сказала Лика.

      – Это хорошо или плохо?

      – Плохо, когда люди реагируют на мои слова ничего не значащими фразами, – немедленно отозвалась журналистка. – Как вы сейчас.

      Ася прикусила язык.

      – Что побудило вас написать письмо в журнал?

      – Желание познакомиться с любимым исполнителем, конечно же, – несколько удивленно откликнулась Катунцева. – Понимаю, что все так отвечают…

      – Нет, не все. – Женщина по-птичьи склонила голову набок. Как будто Ася – червячок, и надо понять, пригоден ли он для употребления в пищу. – Любимый исполнитель, говорите…

      Ася кивнула.

      – Я пойду, я пойду за тобой в темноту! – вполголоса напела журналистка. – И руками ночь вокруг разведу!

      – Я стерплю все мученья, и холод, и зной, – тихо сказала Ася. – Лишь бы ты, моя радость, осталась со мной.

      В горле что-то сжалось.

      – Певец нежности, – понимающе кивнула Лика. – Последний романтик. Как давно вы полюбили его?

      Ася вскинула на нее глаза.

      – Его песни, я имела в виду, – насмешливо поправилась журналистка.

      – Ровно три года назад, – тихо ответила Катунцева. – Я тогда впервые услышала о нем. Был июнь…

      Она замолчала. Да, был июнь, сестра забыла воткнуть в компьютер штекер от наушников, и звуки песни «Я буду любить тебя вечно» ворвались в их маленькую хрущевку, насквозь пропахшую жасмином. Раскидистый куст цвел под распахнутыми окнами, как обезумевший, и родители сердились на дочерей, которые тоже словно с ума сошли: размахивали руками, скакали по кроватям и вопили в два голоса, повторяя за баритоном, набирающим силу. «Буду! Любить! Тебя! Всегда!»

      – Красивый голос, – сказала мама.

      – Он и сам красивый! – возмущенно заорала Катька, будто мать своим замечанием обесценивала что-то в Бантышеве. – Нате, смотрите!

      И сунула сначала родителям, а потом Асе под нос ноутбук, на котором была развернута во весь экран фотография Виктора.

      – …Он был в своем знаменитом дурацком пиджаке, – вспомнила Ася и спохватилась, что сказала это вслух. – Ой, простите. Я просто задумалась.

      – Читателям это понравится, – заверила журналистка. – Сначала отторжение, потом симпатия… А скажите, как вам пришла в голову мысль написать письмо в журнал?

      – Я не знаю… – растерявшись, Ася по привычке попыталась взлохматить челку и спохватилась, что волосы зафиксированы лаком. – Просто увидела анонс конкурса