Теория описавшегося мальчика. Дмитрий Липскеров

жрите! – предупредил капитан. – Попадет пуля в сытое брюхо – самая мучительная смерть! А Ласкина нет. А другие врачи – коновалы!

      Жрать не перестали. На войне жили сегодняшним днем. Да и как за погибших товарищей не поесть, не помянуть правильно!

      А утром Халилова и Легковерову разложили по цинкам, генерал-майор Паршин подписал необходимые листы, груз затащили в вертушку, отдали погибшим на прощание честь и проводили вертолет докуда взгляда хватило.

      Прибыли в Кабул. Ислам семенил за Диогеном, крепко держась ручкой за чуть влажную ладонь дяденьки. Через эту тактильную связь мальчик ощущал безопасность, чуял, что в этом большом неизвестном мире с велосипедами и автомобилями ему ничего не угрожает, пока есть эта связь.

      Подполковник же всю дорогу до командования пытался разговорить мальчика на иврите, но потерпел полное фиаско. Абориген смотрел на него как на каркающую ворону и отвечать не собирался.

      Не мог же я так ошибиться, с ужасом размышлял подполковник Ласкин. Ведь говорил пацан на иврите!

      Но тут хирургу пришла спасительная высокая мысль. Сам Господь уберег этого сироту, вложив в его уста немудреные слова о помощи. И разве он, еврей, избранный слуга Всевышнего, мог пропустить эту мольбу?.. Вот он и спас. На его месте так поступил бы каждый. Или избранный?.. Или каждый?.. А мы в ответе за того, кому спасли жизнь, переврал Ласкин слова Экзюпери, проговорив еще более философское сочетание мудрости случайно…

      Еврей всегда узнает армянина. Много в их обликах похожего, но глаза – от разных цивилизаций. И не объяснишь, чем разнятся, а вот видно сразу – Гамлет или Исаак.

      Генерал Айвазян сидел за штабным столом и глядел на вошедших, словно на вражеских подрывников-диверсантов. Длинным ногтем указательного пальца он бессмысленно чертил по стратегической карте, оставляя на ней глубокие борозды. Сидел в кресле как бы бочком, словно собирался отправиться куда-то срочно.

      Подполковник Ласкин изложил командованию просьбу об имеющемся непреодолимом желании усыновить мальчика-сироту и увезти его на просторы родного СССР.

      Генерал Айвазян не шевелился, но казалось, что огромный армянский нос его становится еще величавей, словно клюв грифона, которым он будет разрывать падаль, сейчас же произведенную из полкового хирурга.

      Айвазян начал тихо, как все большие военачальники:

      – Вы понимаете, товарищ подполковник, что просите? – Сидел как памятник, даже не шевелился густыми бровями. – В своем ли вы уме! Вывезти ребенка, принадлежащего другой стране! Нелегально!

      – Легально, – ответил Ласкин так же тихо.

      – Как это – легально?

      – Как трофей.

      Здесь Айвазян, как еще больший военачальник, заорал: мол, откуда в Советской армии столько политически неграмотных офицеров, членов партии!..

      – Я не член партии, – оправдался хирург.

      – Да мне по!.. Вы меня на должностное преступление толкаете! Я присягу давал! Склоняете к сепаратизму!!!

      Генерал