Квадратный корень из лета. Гарриет Р. Хэпгуд

не наступать на горло вашей с Недом песне. – И продолжил помешивать свое сомнительное варево.

      Несмотря на якобы имевшееся у меня в детстве желание одеваться на манер мистера Дарси, я не мальчишка в юбке, и лифчики у меня, пусть и болтаются на яблоне, розовые. Так как я не спала всю ночь, то от нечего делать выкрасила ногти на ногах вишневым лаком, а в моем гардеробе, пусть и под грудой одинаковых кроссовок, стоят черные шпильки. И еще я верю в любовь силы Большого взрыва.

      Которая поразила нас с Джейсоном.

      Прежде чем выйти из кухни, я перевернула фотографию, прижав ее магнитом к холодильнику.

      Снаружи царила английская коттеджно-садовая идиллия. Вымахавшие дельфиниумы как будто упирались в безоблачное небо. Нахмурившись на яркое солнце, я пошла в свою комнату в кирпичной пристройке за яблоней – и почти сразу полетела носом, споткнувшись о что-то твердое в нестриженной траве.

      Когда я поднялась и обернулась, Нед уже сидел, потирая лицо.

      – Нехилый из тебя одуванчик, – сказала я.

      – Классное «с добрым утром», – пробормотал он.

      Из дома через открытую дверь донесся звонок телефона. Нед, как кот, потянулся на солнышке – ему все было нипочем. А вот его вельветовой рубашке повезло меньше.

      – Ты только пришел, что ли?

      – Вроде того, – ухмыльнулся он. – Мы с Джейсоном после ужина сходили тут… на репетицию «Фингербанда». Там была текила… Папа дома?

      Словно по подсказке невидимого режиссера, из кухни выплыл папа с кружками в руках. В нашем доме громогласных топочущих великанов он кажется бледнокожим эльфом из немецких сказок. Папа вообще был бы невидимым, если бы не красные кеды.

      А еще он витает в облаках не хуже воздушного шара: не моргнув глазом при виде нас на лужайке, папа уселся между мной и моей перевернутой тарелкой с мюсли и подал Неду кружку:

      – Вот сок. Мне нужно поговорить с вами об одном деле.

      Нед со стоном выхлебал сок и, оторвавшись от кружки, стал чуть менее зеленым.

      – Что за дело? – спросила я. Мне всегда было неуютно, когда папа включался в реальность настолько, чтобы что-то с нами обсуждать.

      – А, – сказал папа. – Помните наших соседей, Алторпов?

      Мы с Недом одновременно повернули головы в сторону забора. Соседи переехали в Канаду почти пять лет назад, но коттедж не продали, и он выглядел, как вечное обещание хозяев вернуться, терпя табличку «Сдается внаем» и нескончаемых туристов, курортников и семьи с детьми. Последние месяцы он пустовал.

      Даже спустя столько лет я живо представила чумазого мальчишку в очках с толстыми стеклами, протискивавшегося в дыру в заборе и размахивавшего кулаком с зажатой пригоршней дождевых червей.

      Томас Алторп.

      Сказать «лучший друг» – это ничего не сказать.

      Родившись на одной неделе, мы вместе росли, неразлучные Томас и Готти, проблема в квадрате и клуб малахольных.

      А потом он уехал.

      Я поглядела на шрам на левой ладони. Планировалась, помнится, братская клятва на крови и обещание вечной