Белорусский национализм против русского мира. Кирилл Аверьянов-Минский

стояла очень высоко. С того времени она ещё очень долго не только не падала, но всё развивалась, так что когда Белоруссия объединилась с Литвой, Литва, не имея своей, переняла белорусскую культуру, и старосветский белорусский язык сделался для Литвы тем, чем теперь для наших панов является польский язык: по-белорусски говорили князья, бояре, на этом языке писались документы, происходили суды; на нём же общались с заграницей, на нём писались законы. И так было аж до XVII столетия»[36] (Вацлав Ластовский «Краткая история Белоруссии», 1910 г.);

      • Возвращение белорусских земель в состав России после разделов Польши в конце XVIII века интерпретировалось как смена одного чуждого белорусам политического режима другим, ничуть не лучшим. «После трёх разделов Речи Посполитой вся этнографическая Белоруссия вошла в состав царской России. Из государства уже развалившегося она попала в государство, которое также постепенно разваливалось. Россия болела той же самою панско-шляхетской болезнью, от которой умерла Речь Посполитая. Доля трудовых масс Белоруссии не улучшилась от политической перемены» (Всеволод Игнатовский «Краткий очерк истории Белоруссии»[37], 1919 г.).

      «Самостийная» концепция белорусской истории активно внедрялась в общественное сознание в период насильственной «белорусизации», проводившейся в БССР в 1920-х годах. Тогда же руководитель польского восстания 1863 года на территории Белоруссии и Литвы Винцент Константы Калиновский был сделан главным героем белорусского национального пантеона[38].

      В 1930-х годах, когда в СССР возник запрос на «единство и сплоченность советского народа», политика «белорусизации», направленная на разобщение белорусов и великорусов, была существенно смягчена. В исторической науке возобладала концепция «трех братских славянских народов», которая, с одной стороны, постулировала национальную обособленность русских (этот этноним в советское время был закреплён лишь за великорусами), украинцев и белорусов, а с другой – объявляла их братскими народами, вышедшими из единой колыбели Древней Руси и стремящимися к политическому единству в составе СССР. Существенный вклад в развитие идеи «восточнославянского братства» внесла мифология Великой Отечественной войны, в которой больше других себя проявили жители трёх восточнославянских республик – РСФСР, УССР и БССР.

      Концепция «трёх братских славянских народов» таила в себе серьёзное противоречие: сепаратная белорусская идентичность изначально была антирусской (т. е. основывалась на отрицании общерусского единства и акцентировании отличий белорусов от великорусов), в этой связи официально декларируемое «восточнославянское братство» воспринималось большинством представителей белорусской национальной интеллигенции как нечто искусственное, навязанное московскими властями. После провозглашения независимости Белоруссии идея «восточнославянского братства» была моментально отброшена большей частью белорусской интеллигенции,

36

Ластоўскі В.Ю. Кароткая гісторыя Беларусі. Мінск, 1993. С. 99.

37

Ігнатоўскі У.М. Кароткі нарыс гісторыі Беларусі. Мінск, 1992. С. 166.

38

См.: Гронский А.Д. Кастусь Калиновский: конструирование героя // Беларуская думка. 2008. № 2 С. 82–87; Борисёнок Ю.А. Переулок Калиновского, или станция Полоцк вместо Полоцкого университета // Русский Сборник: исследования по истории России. Ред. – сост. О.Р. Айрапетов, Мирослав Йованович, М.А. Колеров, Брюс Меннинг, Пол Чейсти. Том XV. Москва, 2013. С. 401–418.