Кентавр на распутье. Сергей Иванов

За тобой, пожалуй, уследишь… Ты с какого бала сбежала, Золушка? И на какой тыкве прикатила? Как тебя, болезную, крысы-то не загрызли! Без охраны, без денег… И не надоест искушать судьбу?

      – А я водиле сунула перстенек, – пробурчала Лика в зажатый меж ладоней бокал. – Он и рад до усрачки.

      Гостья хихикнула.

      – А тронуть меня… Разве ж они не знают, кто у меня муженек? Это ты смелый: не выгоняешь.

      Небольшими, но частыми глоточками Лика расправилась со своей порцией за секунды. Дамам вино, мужикам конфеты – как и положено.

      – Как раз смелый не тронет, – возразил я, подливая в опустевший фужер. – Вот трус расплачивается за свой страх полной мерой.

      – Какой ты умный! – фыркнула женщина, снова принимаясь за вино. – А почему не богатый?

      Ну да, она-то сравнивает не с Лазером. На таком фоне я и вправду блекну.

      – потому что ленивый, – ответил я. – мне и под пальмой комфортно.

      И второй бокал она уже приговорила. «Э! – сказали мы с Петром Ивановичем». А малышка, часом, не алкоголичка? Это ж какие темпы!

      – А куда девались волосы? – спросила Лика, дотянувшись до моей груди. – Это был паричок, да?

      Вообще не люблю, когда меня касаются посторонние, – но и тут у нас давние традиции. Уж так сложилось.

      – Я их вывел, – ответил, наливая опять. – Сейчас это просто.

      – По всему телу? – ужаснулась Лика.

      – Ниже бровей.

      – Господи, зачем? Мне так нравятся волосатые мужчины.

      – А я предпочитаю античный вариант. Эдакие живые скульптуры.

      Она покосилась на статуи, расставленные по углам, – точные копии шедевров, хотя уменьшенные. Античности тут, правда, минимум – все больше Канова, Фальконе… даже Роден.

      – Да ты романтик – кто мог подумать!

      – Скорее прагматик. В здешнем климате ни к чему утепляться. И забот меньше. Вот тебе не надоело брить подмышки, ноги, промежность?

      – А зачем? – с вызовом спросила Лика. – Моему благоверному даже нравится.

      Не знаю, как насчет остального, но подмышки у нее в порядке. И попробовала бы она во всем естестве «выехать в свет»!..

      – А ему это затем, чтобы тебя, Красная Шапочка, лучше обонять, – пояснил я. – Иначе можно со следа сбиться, когда сбежишь очередной раз. Небось, и под душ загоняет не каждый день?

      – По-твоему, я такая свинюха?

      – Ну, почему «такая»? Есть и ядренней.

      Конечно, гостья не обиделась: слишком давно меня знала.

      – А это что? – Лика кивнула на высокую, словно бы гранитную плиту, встроенную в дальнюю стену. – В прошлый раз не было.

      Из глубины плиты выплывали, одна за другой, призрачные фигуры, медленно обретали объем и краски, несколько секунд упирались в меня печальным взором, то ли вопрошая о чем, то ли призывая, затем снова блекли, растворяясь в сером камне.

      – Мой мемориал, – ответил я. – Те, кто уже ушел.

      – Господи!.. И ты держишь ЭТО рядом?

      – О них надо помнить. Это часть нас. И наш долг им. При жизни редко успеваешь расплатиться.

      Потянувшись,