Тротил. Диверсант-взрывник из будущего (сборник). Юрий Корчевский

Немцы были на берегу, а сороки верещали немного далее. Человек сюда шел, а он все внимание на немцев обратил. А если бы это был не политрук, а враг? «Навыки утратил, Саня!» – укорил он сам себя.

      Забрав вещмешок с тушенкой, он вернулся назад. Политрук сидел в коляске, разложив перед собой еду, и пил вино из горлышка бутылки.

      – Ну и вино у них вкусное! – поделился он с Сашей впечатлением.

      Саша присел на сиденье мотоцикла.

      – Времени у нас мало, политрук, думаю – четверть часа, не больше. Что с ногой? Идти сможешь?

      – Сквозное пулевое. Болит, сволочь. Как пройдешь, ногу натрудишь, кровить начинает.

      «Стало быть, политрук не ходок, скорее – обуза», – промелькнуло в голове у Саши.

      Шумилин как будто прочитал его мысли.

      – Ты что удумал? Один уйти хочешь?

      – Если бы хотел, не вернулся бы, – усмехнулся Саша. – В мешке – тушенка.

      – О! Здорово! То ни гроша, а то вдруг алтын! – пьяненько хихикнул политрук. На голодный желудок его развезло.

      – Я сейчас бинты поищу, видел где-то, – поднялся Саша. – Перевязать тебя надо.

      Индивидуальные перевязочные пакеты Саша видел в ранцах у немцев. Он принес несколько штук, сложил их на коляску мотоцикла.

      – Скидывай галифе!

      Политрук стянул брюки.

      Осмотр раны Сашу не порадовал. Выходное отверстие гноилось, вокруг него – краснота. «Как бы гангрена не приключилась, – обеспокоился Саша, – ему бы сейчас врача и перевязку».

      Он прошел по поляне, нашел листья подорожника. Ополоснув в воде, приложил их к ране и перевязал немецким бинтом.

      – Ловко у тебя это получается, – похвалил его политрук.

      – Это от бабушки. Пацаном еще был – то коленку собьешь, то занозу загонишь. Вот она подорожник и прикладывала.

      Политрук попытался натянуть галифе.

      – Стой! – остановил его Саша. – Надевай немецкую форму!

      – Ты что?! Чтобы я, красный политрук, – и вражью форму надел?! Да ни за что!

      – А теперь послушай меня. Ты со своей ногой далеко не уйдешь, рана гноиться начала. А до линии фронта, по моим прикидкам, больше двухсот километров. Сможешь ты их пройти?

      Политрук отрицательно покачал головой.

      – Потому я и предлагаю тебе переодеться в немецкое. Форму натянем, очки мотоциклетные, каски. Сколько сможем, проедем. Глядишь, и рана твоя подживет.

      – Ты думаешь, кто-нибудь поверит, что мы немцы?

      Политрук провел рукой по лицу, заросшему недельной щетиной. И в самом деле: немцы выбриты чисто, гладко, а у политрука не лицо, а рожа – как у оборванца. Но ведь должны же у немцев бритвенные принадлежности быть!

      Саша перевернул ближайший к нему ранец, высыпал его содержимое на землю. Нашлась и бритва – опасная, и помазок, и кусочек мыльца.

      – Садись, политрук, побрею!

      Он развел в немецкой жестяной кружке мыльце, помазком нанес пену на лицо политрука, осторожно выбрил. Опасной бритвой он пользовался в первый раз, и с непривычки было неудобно.

      Политрук с наслаждением провел рукой по лицу.

      – Эх,