Четвёртая четверть. Инна Тронина

но пока не мог себе это позволить.

      – Ну, Вадик Облеухов на днях погиб. Он в восьмой квартире жил. Его мать, тётя Нина, в чёрном платке плакала на лестнице. Он в здешнюю школу ходил, а я-то езжу на Ленинградку. Но во дворе вместе болтались…

      – И что с ним случилось? – Озирский взял у меня градусник, сунул в футляр. – Тридцать семь и девять. Я слегка ошибся. Или с тех пор жар немного усилился. Но всё равно это – не ангина, так что держи хвост пистолетом. Так от чего умер парень?

      – С шестнадцатого этажа упал.

      – Самоубийство? – предположил Андрей, даже не моргнув. – Сколько ему лет было?

      – Двенадцать. А свалился он нечаянно. На спор полез с одной лоджии на другую, а руки разжались.

      – Это при тебе было?

      – Нет, рассказали. Сразу умер, на месте.

      – А других несчастных случаев не было? Вспомни получше.

      – Какие тебе нужны? Убийства, что ли? – уточнил я.

      – Все, о которых тебе известно. Я потом сам разберусь, – строго сказал Андрей.

      Мне так вдруг противно стало – сил нет! Из носа течёт, горло болит, рту гадость какая-то. И плеваться не могу – стыдно. Во лбу боль не острая, а тягучая. Она как будто изнутри голову щекочет.

      – К Лёхе Ермилову, который через улицу живёт, вор забрался в квартиру. Мы оба – собачники, гуляем вместе. У него – такса Лира. Так она вцепилась вору в ногу и держала его до тех пор, пока опергруппа не приехала. Квартира на сигнализации стояла. Их один раз уже обчистили.

      – А ещё?

      Шеф темнит пока. И я не понимаю, что ему нужно. Если я про ребят из школы вспоминать начну, то ночи не хватит – про всех рассказать. В доме тихо-тихо, и на улице тоже. Всех псов уже увели по квартирам. Даже машины перестали ездить. Одни мы торчим, как дураки.

      – Женька Распопов с лифтом баловался, вовремя не отскочил. Так его ещё зимой похоронили. В закрытом гробу. – Я потёр переносицу.

      – Несчастные случаи меня не интересуют, – наконец-то сообщил шеф. – Нападения на приятелей были? Слышал о чём-нибудь подобном? Вот в таком плане…

      – Так бы и говорил!

      Значит, надо вспоминать криминальные истории с детьми – если на них нападали, к примеру.

      – Гарька Петров, тоже собачник. У него английский бульдог Тори. На Востряковское кладбище отвезли сразу после Нового года.

      – Убили? – вскинулся шеф. – Кто? Чем он занимался? – Озирский достал электронный блокнот. – Сколько лет ему было?

      – Четырнадцать. Он наркотой торговал в нашей школе, на Ленинградке. А учился здесь, между прочим. У них крутая компания была. С ними даже взрослые связываться боялись. Но, в конце концов, Петрова при разборке нунчаками забили. Ещё – ногами в живот. Не спасли – поздно было.

      – Понятно. Что ещё можешь вспомнить?

      – А если охранника связали, и всю технику из гимназии вынесли, это насилие? Или у школьного кассира сумку с зарплатой из рук вырвали?

      – Я имею в виду сексуальное насилие, – наконец-то разродился шеф. – Не слышал?

      – Одну пэтэушницу «на хор» поставили, но она