Венец Прямиславы. Елизавета Дворецкая

бледная и негодующая. Должно быть, Мирон знал, что Юрий приедет сюда, потому и повез ее не в Берестье, а в Ивлянку. Она была исполнена такого ожесточения против мужа, что не пожелала бы даже взглянуть на него, если бы он сейчас вошел.

      Однако если Юрий так быстро вернулся, это значит, что в битве за Туров он потерпел неудачу. И что же дальше? Насколько далеко простирается гнев ее отца? Будет ли он преследовать своего бессовестного зятя или удовольствуется его изгнанием назад, в Берестье? И как Юрий поведет себя с женой, будучи разбит ее отцом: станет заискивать перед ней или вымещать на ней свою обиду? Прямислава не могла дать ответа на эти вопросы, совсем не зная, что за человек ее муж. Да что мужа – она и отца-то едва знала: ведь они расстались в ту пору, когда она еще не могла судить о его человеческих качествах. Распущенность, неблагодарность, низость, коварство Юрия внушали Прямиславе такое отвращение, что сейчас она снова, как тогда в Апраксином, дала себе слово: «Лучше в монахини постригусь, но не стану с ним жить!»

      Когда в горницу вбежал Мирон, Прямислава быстро поднялась ему навстречу. Зорчиха и Крестя тоже встали, на лицах всех трех обозначился вопрос.

      – Кто это приехал? – сразу спросила Прямислава.

      – А леший его знает, прости господи! – Мирон в отчаянии взмахнул руками и пустился уговаривать: – Отойдите от окна и не выходите, пока они здесь! Не показывайтесь, а то далеко ли до греха!

      – Да кто это?

      – Да половец какой-то свалился на наши головы, Сухман, Одихмантьев сын[10], будь он неладен! Что я сделаю, если у меня два десятка, а у него две тысячи!

      – Две тысячи! – ахнула Зорчиха, знавшая, что такими войсками князья ходят отбивать друг у друга города. – Что за напасть?

      – У кого же это такая силища? – изумилась Крестя.

      – Молись, княгиня, чтобы нас не тронули!

      – Пронеси Бог тучу молоком! – Зорчиха перекрестилась и зажала в кулаке оберег на поясе.

      Прямислава недоуменно нахмурилась. Пока Мирон разговаривал во дворе с приехавшими, она разглядела сквозь слюду не только половецкое лицо и черноволосую голову воеводы, но и то, что все остальные там были русские.

      – Не выходи к ним, душа моя! – умолял ее Мирон. – Такая красавица, а там отроки! Они ведь не поглядят, что ты послушница и воеводская дочь!

      – Чьи отроки-то? Можешь ты толком сказать?

      – Да чьи бы они ни были, вам от них добра ждать нечего! Быстрее бы их леший унес. Слава богу, ночевать не будут.

      Мирон убежал, а Прямислава все же подошла к окну и осторожно выглянула из-за косяка. Двор наполнился людьми, но вид отроков, заводящих коней в конюшни, ничего ей объяснить не мог. Однако, если бы это приехал Юрий или кто-то из его воевод или союзников, Мирон так бы прямо и сказал. А его молчание на этот счет уже внушало некоторые надежды.

      Она обернулась к Зорчихе, собираясь послать ее потихоньку вниз: бабка-челядинка никакого особенного внимания к себе не привлечет. Но тут же за дверью послышался

10

Сухман, Адихмантьев сын – степняк, персонаж былины.