Подвиги бригадира Жерара. Артур Конан Дойл

из окна и увидел, как они шагают по улице вместе – великан в голубой форме и хромой человечек в черном. Талейран шел, держа спину так прямо, будто шест проглотил, полковник объяснял что-то, размахивая руками, – наверное, оправдывался.

      Император приказал не думать, и я прилагал к тому все усилия. Морат оставил на столике карты. Я попробовал сыграть сам с собой в экарте, но забыл, какая масть была в козырях, и с досадой швырнул их под стол. Потом вытащил из ножен саблю и делал колющие удары, пока не устал. Все зря. В голову упрямо лезли мысли. В десять в лесу я должен встретить императора. Да разве мог я представить такое, встав с постели сегодня утром? И ответственность, ужасная ответственность! Все зависело от меня, больше надеяться было не на кого. Я похолодел. На поле боя мне столько раз доводилось смотреть в лицо смерти, но лишь в тот день я узнал, что такое настоящий страх. Однако затем я рассудил: мне, человеку смелому и благородному, остается только в точности исполнить распоряжения. Если все пройдет хорошо, это дело наверняка положит начало моей карьере. Так, в страхах и надеждах, я провел долгий-предолгий вечер, и вот настало время отправиться в лес.

      Не зная, надолго ли ухожу, я надел шинель, а уж на нее – портупею. Чтобы ногам было легче, я сменил гусарские ботики на башмаки с гетрами. Наконец я выскользнул из дома и зашагал по улице. В голове сразу прояснилось – когда нужно не размышлять, а действовать, я всегда на высоте.

      Я миновал казармы гвардейских егерей, прошел мимо кофеен, битком набитых военными. Среди темных спин пехотинцев и светло-зеленой формы гидов[1] мелькали голубые с золотом мундиры моих товарищей. Те попивали вино и дымили сигарами, не подозревая, какая миссия на меня возложена. Один из них, командир моего эскадрона, увидал меня в свете фонаря, выбежал и окликнул. Однако я притворился, что не слышу, и он, обругав мою глухоту, вернулся к своей бутылке.

      В Фонтенбло до леса рукой подать. Тут и там деревья прокрадываются прямо на улицы, как тиральеры, идущие впереди колонны. Я свернул на тропу, что вела к опушке, а затем быстро зашагал к старой ели. У меня, как я уже намекал, были свои причины хорошо узнать это место, и я благодарил судьбу, что сегодня не встречаюсь там с Леони. Бедняжка умерла бы от страха, увидев императора, а он мог отнестись к ней слишком сурово или, того хуже, слишком благосклонно.

      Светил месяц. Я пришел в условленное место и увидел, что явился на встречу не первым. Император ходил взад-вперед, заложив руки за спину и глядя себе под ноги. На нем была шинель с пелериной, которую он накинул на голову. В похожей одежде я видел Наполеона зимой, во время Польской кампании. Говорили, он носит ее, потому что под капюшоном удобно прятать лицо. В Париже или на биваке он любил прогуляться ночью и послушать, о чем беседуют в кабачках или у костров. Однако фигура и походка Наполеона были всем хорошо знакомы, а потому его всегда узнавали и начинали говорить то, что ему приятно слышать.

      Я уже испугался, что император отчитает меня за опоздание, когда большие часы на церкви Фонтенбло пробили

1

Гиды – личная охрана императора, состоявшая из ветеранов. – Здесь и далее примеч. пер.