Всё, что ты хочешь. Виктор Пикар

с места. Я смотрю в окно. Очень скоро красивые домики и лужайки заканчиваются. Мы проезжаем какой-то блокпост. Справа и слева – забор из колючей проволоки, тянется в обе стороны, насколько видит глаз. Несколько автоматчиков в камуфляже прохаживаются около шлагбаума, переговариваясь между собой. Один, усатый толстяк, подходит к нам, Адель показывает ему какие-то документы. Он кивает и спрашивает, глядя в мою сторону:

      – А у него что?

      Она отвечает за меня:

      – Это доходяга, они ему уже не нужны. Сканируйте его пальцы.

      Доходяга? Я – доходяга?

      Толстяк достает из кармана продолговатый железный пенал, заходит с моей стороны, открывает дверь машины и сует мне эту штуку:

      – Прикладывай указательный палец к синему окошечку.

      Я послушно делаю это. Зажигается желтый огонек.

      – Все в порядке. Проезжайте.

      Я закрываю дверь. Как хочется спать! И котлеток бы рыбных, с макаронами…

      Адель удовлетворенно замечает:

      – Ну вот, ты хотя бы не в розыске.

      За шлагбаумом она выводит машину на автостраду, набирает приличную скорость. Пейзаж за окном меняется: мелькают какие-то полуразрушенные фабрики из красного кирпича, ржавые железные трубы, покосившиеся заборы, серые панельные здания с фасадами, изрисованными красками, кучи мусора. Я вижу много людей, бредущих по улицам, во дворах копошатся дети, едут редкие машины. Мы объезжаем этот городок сбоку, приближаясь к высоченному кирпичному забору. Некоторое время едем вдоль него. Адель снижает скорость, почти останавливается, опускает стекла – в ноздри ударяет страшная вонь. Пахнет человеческими испражнениями и еще чем-то – наверное, так пахнут болезни и смерть. Мы сворачиваем с дороги и прямо по траве подъезжаем совсем близко к стене. Адель выходит из машины, тащит меня за собой: «Смотри!». В кирпиче – дырка, размером с голову. Я заглядываю туда и вижу: на огромной поляне, перед лесом, сидит и лежит множество людей. Я вижу детей, мужчин, женщин и стариков, сидящих и лежащих на траве – почти без движения. Сотни людей! Они похожи на манекены, второпях выброшенные из разорившегося торгового центра. Некоторые спят, но большинство – нет, их ничего не выражающие глаза открыты, их остановившиеся, безжизненные, безразличные взгляды направлены в пустоту. Некоторые копошатся в своих котомках, пакетах и сумках, едят что-то, неторопливо, как коровы, пережевывая пищу. Кто-то отошел в сторонку, испражняется, не стесняясь. Да и некого – другим это совершенно неинтересно. Некоторые, похоже, уже мертвы – их соседи по поляне отодвигаются в стороны. Санитары с носилками ходят между рядов, забирая мертвых, относят их в грузовики. У самой опушки я вижу парочку, вяло совокупляющуюся – на виду у всех. Никто даже и не смотрит в их сторону.

      Что это за место? Такого просто не может быть!

      Я закрываю глаза.

      Адель поясняет:

      – Это доходяги. Люди, у которых остались только базовые желания: еда, сон. У кого-то есть желание защищаться и иметь секс, но их единицы. Величина их желаний минимально возможная – примерно один процент от нормы. По сути, они не люди уже. Они – исчезающие тени.