Пелко и волки (сборник). Мария Семёнова

и вправду оказался корелом: выговора ведь не утаишь, откроешь рот – он тут же и выдаст. Всеслава проворно выдернула у него корзину:

      – А тебе дело какое?

      Заплывший глаз подрагивал белесой ресницей в узкой щели между бровью и щекой.

      – Ты, что ли, Всеслава? – повторил он медленно. Она осердилась:

      – А хотя бы! Дело-то, говорю, какое тебе? Вот людей позову!

      Неторопливый корел расстегнул пряжку у горла, сунул руку за ворот, вытащил что-то и перекусил белыми зубами крепкую плетеную жилку:

      – Возьми… отец твой наказывал тебе передать.

      На ладони у него лежало серебряное колечко. Ждал Пелко – быстрей голодного птенца схватит-склюнет его боярская дочь да ещё, чего доброго, шустрым бельчонком припустится наутек. Не пришлось бы ловить прежде, чем дело досказывать!

      Не угадал. Всеслава сперва отшатнулась, как от огня. Даже руки спрятала за спиной – не поверю такому, не поверю, обман все!.. Потом наклонилась, разглядывая, к его ладони, и Пелко приметил, как отступила вся краска с розовых девичьих щек – побелели, что береста… Сейчас заплачет.

      Но тут Всеслава с неожиданной силой ухватила его за руки повыше локтей и попыталась трясти.

      – Что с батюшкой моим?! Да говори же!..

      – В Туонеле твой отец, – сказал Пелко, неловко высвобождаясь. – Умер от ран, и мы его похоронили. Колечко вот тебе велел передать. Да ещё велел, чтобы жена его никак не дозналась. Она, говорил, всё сердцем скорбела, так пусть, мол, лучше уж ждет. Ты-то не проболтайся смотри, боярская дочь.

      Всеслава забрала у него серебряный ободок. Подняла на корела словно бы внезапно ослепшие глаза… потом вновь повесила голову, и Пелко близко увидел волосы у неё на затылке.

      – Всё расскажи. – потребовала она тихо. И закапали из глаз частые слёзы – но без стона, без всхлипа. «Храбрая девка, – подумал Пелко невольно. – Дочь воина. Прав был боярин: кому знать, если не ей».

      А она между тем вдруг ясно припомнила, когда и где видела этого парня: да в полоне же, что Ратша привел! Всплеснула руками и почти прокричала с ужасом и горем:

      – А Ратша-то куда смотрел? Или что… он же… и убил батюшку моего?..

      Пелко так и вскинулся: Ратша!.. А и было же о чем порассказать, да о таком все, отчего эта девка-невеста замкнулась бы в доме на тридцать три крепких засова и не пустила более жениха не только что в избу – даже во двор! Открыл рот корел, радуясь, что досадит злому врагу… И сыскал в себе силу не чернить Ратшу-оборотня, не порочить безвинно. Не по-охотничьи вышло бы. Не по-мужски. Ещё вроде даже и заступился за него перед Всеславой, сказав так:

      – Ратша отца твоего не признал… Тот в повязках лежал, в голову раненный. Ратша его велел похоронить честно… Сам ему рубаху поправил, меч бесскверный принёс и каши котелок… Всех нас спрашивал, кто таков, да ни от кого не добился.

      Всеслава вытирала глаза, унимая непослушно катившиеся слёзы. Стыд плакать дочери храбреца: пусть голосит узнавшая, что отец любимый струсил