Пролог (сборник). Эдуард Веркин

высекает, и разбитый нос тому подтверждение.

      Тогда я впервые подумал… Да, тогда я впервые понял, что есть люди, понимающие вопросы гораздо глубже.

      Староста Николай позеленел от злобы и унижения, кинулся было к чучелу сома совсем с топором, но остановился. Грамотей сказал, что теперь уж делать нечего, теперь старосте придется забрать своего сома себе в дом и беречь его до востребования, лучше на чердаке.

      Что же касается непосредственно сома в реке, то здесь…

      Грамотей спрятал свои бумаги в планшет и стал рыться в ранце. Мы стояли поодаль, но от интереса потихоньку приближались. Староста растирал кровь по щекам.

      Грамотей тем временем достал из ранца незнакомые предметы. Три штуки, больше всего они походили на недозрелые яблоки, только продолговатые, и видно, что тяжелые – грамотей уронил один из предметов на землю, а тот даже и не подпрыгнул. Он распихал эти предметы по карманам и направился к берегу. Шагал кое-как, медленно, с трудом передвигая больные ноги, как старая утка. Мы все устремились за ним, и я, и Хвост, и староста Николай с распухшим носом.

      Старый Ник обычно водился в глубоком омуте, вымытом течением на повороте. Река здесь была быстрая, она подмыла берег и уронила в воду несколько сосен, и много старых сосен уже гнило на дне, так что омут образовался вполне подходящий, широкий и вольный.

      То, что Старый Ник отдыхает на дне, было заметно – вода совсем не волновалась, напротив, выглядела мертво. По поверхности плавали пузыри и жухлые листья, никакого движения, даже течение теперь, казалось, обходило омут по краю.

      Староста поглядел на грамотея с сомнением, сам грамотей не сомневался, он достал из кармана круглый предмет. Хвостов предусмотрительно отодвинулся подальше, а грамотей подтвердил, что да, лучше всем отойти от берега, и не только отойти, но и лечь на землю. Мы легли, староста тоже.

      Хвост шепнул мне на ухо, что сейчас грамотей устроит грамотейское колдунство. Не знаю, как колдунство, но грамотей тоже быстро улегся на землю. Затем хрустнул плечом, сделал резкое движение рукой и метнул кругляк в омут.

      Кругляк булькнул.

      Сам грамотей съежился, но ничего не произошло, а мы так и продолжали лежать в траве. Грамотей вздохнул и сказал, что время безжалостно не только к людям, но и к предметам, причем к предметам иногда безжалостнее. После этого грамотей метнул в омут второй кругляк.

      Хвост сказал, что это…

      Договорить он не успел, потому что земля дрогнула. И грохнуло еще так, что я подпрыгнул лежа и едва не оглох. А с деревьев просыпались шишки. А сверху тут же на нас пролилась вода и упал ил, вонючий и кишащий многочисленной придонной явью.

      Грамотей поднялся, отряхнул руки и сказал, что если Старый Ник отдыхал в омуте, то теперь он наверняка отправился к своим скользким прапращурам. Можно забирать.

      Несколько оглохший староста Николай спросил, что это было, грамотей ответил, что граната. Оружие из старых запасов. Таким можно хоть кого успокоить. Так-то.

      Мы вышли на берег. Омут