Скелет за шкафом. Парижский паркур (сборник). Юлия Кузнецова

на подзеркальнике. Пахло каким-то лекарством.

      – Анжелочка, диплом пришел по почте, – заискивающе сказал Генрих Андреевич дочери, запирающей за нами дверь.

      – Нам устроить по этому поводу парад-карнавал?

      Еще одна холодная улыбка. Я втянула голову в плечи.

      – Ну зачем ты передергиваешь… Надо защитить авторские права. И гениальную идею.

      – Папа, у моего диплома нет гениальной идеи. Если только гениальный список используемой литературы.

      – А мне жаль даже список литературы, – возразил Генрих, – мне жаль любую часть твоего труда, если он будет присвоен кем-то. Вы даже не представляете, Шаганэ, насколько коварен может быть научный мир.

      «Представляю», – подумала я, вспомнив об украденной рукописи Лилии Леонтьевны.

      – Отнеси мой диплом на кухню, папа! И попей там чай. Часика два с половиной.

      – Да, дорогая… Ой!

      Он что-то выронил. Опустился на колени и стал шарить руками по полу.

      – Вам помочь? – спросила я.

      – Да… Нет… Простите… стеклышко из очков вывалилось… Ах, вот оно. Простите еще раз. Просто недавно я потерял стеклышко и пришлось вставлять новое…

      – ПАПА!

      Генрих Андреевич смущенно улыбнулся мне, раскланялся и попятился к кухне. Настоящий псих.

      Факт, что он псих, подтверждали и ботинки разного цвета. На левой ноге – коричневый, а на правой – черный. Интересно, «госпожа Эбоси» тоже не замечает, что папаша странно выглядит? Я покосилась на ее руки, скрещенные на груди, и не решилась озвучить свои сомнения.

      – А вам, коллега, сюда, – бросила она и выразительно посмотрела на мои кеды.

      «Поразительно! Значит, их она замечает, а папашины ботинки – нет?» – возмутилась я мысленно, разуваясь.

      В прошлом году литераторша водила нас на экскурсию в Дом-музей Толстого. Меня больше всего удивила скромность, с какой было обставлено жилище. Комната Анжелы напоминала девичью в Доме-музее Толстого. Железная кровать, тонкий матрас. Старый, но крепкий письменный стол. Фиолетовые занавески, расшитые узорами, салфетки, связанные вручную. Жесткое кресло с прямой спинкой. А книг много. Ни цветов, ни яркой одежды, никаких девичьих прибамбасов, которые могли бы указать, что в комнате живет молодая студентка. И никакой электроники. Как будто время остановилось в этой комнате.

      – Садитесь за мой стол и доставайте учебники, – сказала Анжела и прикрыла за собой дверь.

      Я посмотрела на нее. В голосе «госпожи Эбоси» вдруг зазвучало настоящее спокойствие, неделаное. У нее и лицо расслабилось, перестало быть таким жестким.

      – Мне приходится быть с ним жесткой, – вздохнула Анжела, опускаясь в кресло рядом со мной, – иначе он совсем теряет ориентиры.

      – Тяжело вам, – посочувствовала я, вытаскивая учебники из рюкзака.

      – Ничего, – улыбнулась она, на этот раз – похоже, искренне, – я привыкла полностью руководить отцом после смерти мамы. Я для него – всё. Он счастлив, что я пошла по его стопам и тоже учусь на переводчика. Он мечтает, чтобы я переводила