Дальнее небо. Сергей Е. Динов

так злиться начал, грубить, дерзить да хамить. Гуляли, значит, городские не по-детски, каждый вечер застолья устраивали. И никого-то из сельчан-соседей не позвали.

      Петр Капитоныч хотел было уже взашей гостя вытолкать со двора. Угрюмый морячок Игорек ему на подмогу ко крыльцу подчалиль. Только было, недовольный, Васька с крыльца-то сошел да восвояси решил убраться, тут как тут, красавица Кристина на задний двор шмыгнула, помои в крапиву выплеснула да от бабкиного дощатого сортира с радостным криком обратно прибежала. В детском таком восторге трясла Кристина, будто полотенцем бумажным, «катеринкой» царской. Это ж сотня рублей такая, до революции в ходу и в большом почете была. Дойная корова в царёво время три рубля стоила. А тут тебе на – целая сотня царская в бабкином сортире завалялась!..

      Увидала Кристина на дворе чужака в драном ватнике, смутилась от восторгов своих ребячих, сотню в подол сунула. Но дошлому Ваське и объяснять ничего не надо. Ах, туды ж твою в качель (!), вот оно что: у нищей бабки Лизы деньжищи объявились с царёвых времен. Клад-схорон тихушница бабка нашла да родню созвала, чтоб еще чего ценного, на дворе, в земле зарытое, найти да промеж своих поделить.

      К вечеру тихо сошла с ума, взбеленилась вся деревня. Всё население Красного, от мала до велика, с этих самых пор, с утра до ночи хороводило под забором у бабки Лизы, во все щели заглядывало.

      Пастух Кузьма с механизатором Василием на воскресный день заявились на бабкин двор решительно и сманили Петрушу Капитоныча на рыбалку, черного сома, за три пуда весом, обещали показать на омуте. Но заместо рыбалки напились в камышах втроем по-честному. Плотвы, правда, на жаркое успели натаскать сеткой в ближней заводи. Извазюкались в тине и глине, да на том и успокоились. За стаканчиком-другим деревенские прохиндеи прознали: цельный мешок бумажных старых рублей у бабки в чулане нашелся. Выдав секрет, важный простак Петруша язык-то прикусил, примолк, отшутился, что стенки сортира этими самыми ветхими рублями клеить будет, «керенками» и прочим денежным царским хламом.

      Василий и Кузьма не такие простаки были, чтоб поверить в петрушины отговорки. Всё намотали на ус да на ум отметили. Вернее, на остатки пропитого ума. И доложили по телефону с медпункта, кому надо.

      По утру заявился в Красное смурной участковый, старшой лейтенант Барыкин, прибыл прознать местную обстановку и какие-никакие ценности, найденные и сокрытые от государства, изъять и отписать под протокол.

      В тот самый день, как назло, курам на смех, пахарь Кеша нарыл в огороде чугунок, запечатанный смоляным варом. В тот же миг на лизином дворе «летёху» Барыкина сельчане с ног снесли вместе с калиткой. Всем кагалом деревенские ротозеи кинулись клад узреть.

      Ржавый чугунок полон-полнёхонек оказался, зелеными пятаками и прочей царской мелочью. Медяки да пятнарики серебряные россыпью весь бабкин дощатый стол на дворе застелили. На клад «старлей» Барыкин строгую лапу наложил, – составлять протокол взялся. Медь да малое